комический мудак, приговоренный бык,
великой головы случайный постоялец.
я, может быть, стряхнул их пальцы с пиджака,
ссыклишко-шутничок, обманка, гетероним?
я меленько кивал, чеканилось пока:
прикрой поганый рот, и мы тебя не тронем.
сановных пошляков как загнанных мышат
я грыз при дочерях, начальниках, при женах.
теперь они меня ни капли не смешат:
я сам один из них: любезных, напряженных.
сегодня будет шоу, и я легко начну.
я огляжу господ, собачек, содержанок.
ты разве Конрад Пирс, спрошу я тишину?
да брось ты, Конрад Пирс не может быть так жалок.
24.07.2016
все это лишь морская соль,
цветочная вода
немного облегчает боль,
а лечит никогда
касается волос и лба
прохладная ладонь,
и снова тошнота, судьба,
сомнение, огонь
великого прощенья знак,
прозренья тихий снег, —
и ты опять разбит и наг
и только человек
суглинок, бедная руда,
ты устоишь не весь,
когда цветочная вода
обрушится с небес
распорет надвое, как меч,
и обнаружит: пуст,
так пусть воспроизводит речь
из чьих-то горних уст
29.07.2016
ты, говоришь, писатель? так напиши:
у дрянного этого времени нет души,
ни царя, ни сказителя, ни святого —
только бюрократы и торгаши
раз писатель, то слушай, что говорят:
трек хороший, но слабый видеоряд:
музыка с головой заливает город,
жители которого вряд ли ведают, что творят
ты-то белая кость, а я вот таксист простой.
я веселый и старый, ты мрачный и холостой.
ты набит до отказа буквой из телефона,
а я езжу праздничный и пустой.
одному вроде как и легче, но помни впредь:
до детей наша старость, как подвесная клеть,
все качается в темноте нежилым Плутоном,
и все думают — ну уж нет, там не жить, а тлеть
а потом приходит к тебе дитя:
и вдруг там, на Плутоне, сад тридцать лет спустя,
да и ты, не такой уж страшный, выносишь кружки
и варенье яблочное, пыхтя
напиши, знаешь, книгу, чтоб отменила страх:
потому что я говорящий прах, да и ты говорящий прах,
но мы едем с тобой через солнечную Покровку,
как владельцы мира, на всех парах
потому что ведь я уйду, да и ты уйдешь:
а до этого будет август, и будет дождь —
и пойдет волнушка, и будет персик —
прямо тот, что исходит медом и плавит нож.
31.07.16
чем душа занята?
ходит, вмятые ребра щупая,
песни неземные разучивая
к «отпущу тебя» и «прощу тебя»
ищет редкостные созвучия
попроси ее, чтобы мы старели помедленнее,
чтобы не сдыхали бездумно и торопливо,
времени нет для меня, отвечает,
и смерти нет для меня
есть лишь маленькие слова
в полосе отлива
03.08.2016
многовато мы пили для настоящей борьбы с режимом,
маловато спали для смены строя:
но судьба улыбается одержимым —
и мы стали сначала твари, потом герои,
наглотались всесилия, выплыли на поверхность,
истончились до профиля на монете.
помаленьку вешаем дурачков, что пришли нас свергнуть:
нет, когда-нибудь обязательно. но не эти.
эти ничего не умеют толком, кроме проклятий.
не бухают, не знают песен: не любят жизни.
так и говорю на допросах: сам посуди, приятель —
как такие зануды могут служить отчизне?
23.08.2016, Одесса
Дебора Питерс
Дебора Питерс всегда была женщина волевая.
не жила припеваючи — но жила преодолевая.
сила духа невероятная, утомляемость нулевая.
Дебора Питерс с юности хотела рыжую дочку.
Дебора растила Джин в одиночку.
перед сном целовала пуговичку, свою птичку, в нежную мочку.
Дебора несчастна: девчонка слаба умишком.
эта страсть — в пятнадцать — к заумным книжкам,
сломанным мальчишкам, коротким стрижкам:
Дебора считает, что это слишком.
Джинни Питерс закат на море, красная охра.
Джинни делает вид, что спятила и оглохла:
потому что мать орет непрерывно, чтоб она сдохла.
когда ад в этом доме становится осязаем,
Джинни убегает, как выражается, к партизанам,
преодолевает наркотики, перерастает заумь,
а тридцатилетняя, свитерочек в тон светлым брюкам,
Дебору в коляске везет к машине с неровным стуком:
вот и все, мама, молодчина, поедем к внукам
Дебора сощуривается: бог обучает тонко,
стоило почти умереть, чтоб вновь заслужить ребенка —
лысая валькирия рака,
одногрудая амазонка
стоило подохнуть почти, и вот мы опять подружки,
как же я приеду вот так, а сладкое, а игрушки,
двое внуков, мальчишки, есть ли у них веснушки?
я их напугаю, малыш, я страшная, как пустыня.
ты красавица, мама, следи, чтобы не простыла.
стоило почти умереть, чтобы моя птичка меня простила.
24.08.2016, Одесса
Косте Бузину
но всякая гордыня терпит крах.
с вагоном клерков, бабушек, нерях
и мы его когда-нибудь разделим.
увидим свет, горелый станем прах,
и ангелы в налобных фонарях
бесшумно соберут нас по туннелям.
мы будем дата, общее число.
что новости дурное ремесло,
мы знали первокурсниками, черти.
а ты мне суп варил, и это нас спасло.
мы хохотали в голос, это нас спасло.
и что ты брат мой — поважнее смерти.
30.09.2016
книга набирается, будто чан с дождевой водой
по ночам, что месяц твой молодой,
обещает себя, как поезд, гудит, дымит
нарастает, как сталагмит
книга нанимается, как сиделка, кормить брюзгу,
унимать злое радио в слабом его мозгу,
говорить — ты не мертв, проснись, ты дожил до дня
ты напишешь меня
книга озирает твои бумаги, как новосел,
упирается, как осел,
не дается, как радуга, сходит, как благодать,
принимается обладать
как я отпущу тебя, книга, в эту возню, грызню,
как же я отдам тебя, я ведь тебя казню
мой побег, мое пламя, близкое существо
не бросай меня одного
я пойду, говорит, живи, пока я нова:
не прислушивайся, не жди, не ищи слова
сделай вид, что не ранен, выскочка, ученик,
что есть что-то важнее книг
29.10.2016
лучше всего Анита умеет лгать:
замирать по щелчку, улыбаться и не моргать,
только милое славить, важного избегать,
целовать мимо щек ароматных ручек
тяжелее всего Аните бывать одной,
балерине в шкатулке, куколке заводной,
ведь Анита колени, ямочки, выходной,
хохоток, фейсбучек
неуютно Аните там, где не сделать вид:
где старуха лук покупает, где пес сидит,
где ребенок под снег подставляет веселый рот,
будто кто-то на ухо шепотом говорит,
отводя идеальный локон:
в тех, кто умен, Анита, и в тех, кто глуп
в посещающих и не посещающих фитнес-клуб