До слез мне обидно и горько.
Атаки и марши припомнились вновь,
И снова я в танковой роте.
Эмаль орденов - наша щедрая кровь,
Из наших сердец-позолота.
Но если обычная выслуга лет
Достойна военной награды,
Низведена ценность награды на нет,
А подвиг... - кому это надо?
Ведь граней сверканье и бликов игра,
Вы напрочь забытая сага.
Лишь светится скромно кружок серебра
И надпись на нем - "За отвагу".
Приятно мне знать, хоть чрезмерно не горд:
Лишь этой награды единой
Еще не получит спортсмен за рекорд
И даже генсек - к именинам.
1954 г.
В жару и в стужу, в непролазь осеннюю
Мальчишки гибли, совершая чудо.
Но я, не веря в чудо воскресения,
Строкой посильной
Воскрешать их буду.
В душе своей не ошибиться клавишей,
Не слишком громко,
Не надрывно ломко,
Рассказывать о них,
О не оставивших
Ни формул,
Ни стихов
И ни потомков.
1954 г.
БЕЗБОЖНИК
Костел ощетинился готикой грозной
И тычется тщетно в кровавые тучи.
За тучами там - довоенные звезды
И может быть где-то Господь всемогущий.
Как страшно костелу! Как больно и страшно!
О, где же ты, Господи, в огненном своде?
Безбожные звезды на танковых башнях
Случайно на помощь костелу приходят.
Как черт прокопченный я вылез из танка,
Еще очумелый у смерти в объятьях.
Дымились и тлели часовни останки.
Валялось разбитое миной распятье.
На улице насмерть испуганной, узкой
Старушка меня обняла, католичка,
И польского помесь с литовским и русским
Звучала для нас, для солдат, непривычно.
Подарок старушки "жолнежу-спасителю"
В ту пору смешным показался и странным:
Цветной образок Иоанна Крестителя,
В бою чтоб от смерти хранил и от раны.
Не стал просветителем женщины старой,
И молча, не веря лубочному вздору,
В планшет положил я ненужный подарок.
Другому я богу молился в ту пору.
Устав от убийства, мечтая о мире,
Средь пуль улюлюканья, минного свиста
В тот час на планшет своего командира,
Слегка улыбаясь, смотрели танкисты.
И снова бои. И случайно я выжил.
Одни лишь увечья - ожоги и раны.
И был возвеличен. И ростом стал ниже.
Увы, не помог образок Иоанна.
Давно никаких мне кумиров не надо.
О них даже память на ниточках тонких.
Давно понимаю, что я - житель ада.
И вдруг захотелось увидеть иконку.
Потертый планшет, сослуживец мой старый,
Ты снова раскрыт, как раскрытая рана.
Я все обыскал, все напрасно обшарил.
Но нету иконки. Но нет Иоанна.
Ноябрь 1956 г.
Сомкнули шеренги кусты винограда,
По склону сбегая в атаку.
А солнце, как орден, сверкает - награда
За ночи тревоги и страха.
Прозрачные зерна, тяжелые кисти,
Душистые кисти муската
В подсумках широких узорчатых листьев
Запрятаны, словно гранаты.
Я знаю, как страшно. Лишь внешне так смело
Идет на заданье разведчик.
То рислинг, пружиня упругое тело,
Вползает беседке на плечи.
Солдатские будни без сна и без ласки,
Дороги к солдатской славе
Воскресли в искристой росинке фетяско,
В кровавой слезе саперави.
Не хмель разгулялся, а просто заныли
Рубцы на ранениях старых.
И даже в гвоздиках под солнечной пылью
Мне чудятся взрывов кошмары.
Довольно, зловредная память людская,
Достаточно, хватит, не надо!
Пусть мирное солнце растит и ласкает
Прекрасную кисть винограда.
Август 1961 г.
НАСТОЯЩИЕ МУЖЧИНЫ
Обелиски фанерные.
Обугленные машины.
Здесь самые верные
Настоящие мужчины,
Что неправды не ведали
И верили свято.
Не продали, не предали
В экипажах ребята.
Не несли на заклание
Ни надежды ни веры
Даже ради желания
Не истлеть под фанерой.
Шли в огни бесконечные,
Отдавая все силы.
Но умолкли навечно мы
В братских могилах.
Стой!
Не мертвый ведь я!
Я-то выполз оттуда
Из могил, из огня,
Из обугленной груды.
Стой! Ведь я уцелел!
Только сломано что-то...
Я обрюзг, растолстел,
Убаюкан почетом.
И боясь растерять
Даже крохи уюта,
Нучился молчать,
Лицемерить,
Как-будто,
Ничего не страшась
Ни ранжира, ни чина
Не расшвыривал мразь
Настоящий мужчина.
Только в тесном кругу
(Эх, мол, мне бы да прав бы!),
Озираясь шепну
Осторожную правду.
Осень 1962 г.
РАЗГОВОР С МОЕЙ
СТАРОЙ ФОТОГРАФИЕЙ
Смотришь надменно? Ладно, я выпил.
Мне сладостно головокружение.
Швырнул к чертям победителя вымпел,
Поняв, что сижу в окружении.
Выпил и сбросил обиды тонны.
И легче идти. И не думать - к цели ли.
Эмблемы танков на лейтенантских погонах
Дула мне в душу нацелили.
Думаешь, что ты честней и смелей,
Если ордена на офицерском кителе?
А знаешь, что значит боль костылей,
Тем более - "врачи-отравители"?
А что ты знаешь о подлецах
Из нового фашистского воинства.
Которое, прости, на с того конца
Судит о людских достоинствах?
Верный наивный вояка, вольно!
Другие мы. Истина ближе нам.
Прости меня, мальчик, очень больно
Быть без причины обиженным.
Но стыдно признаться: осталось что-то
У меня, у прожженного, тертого,
От тебя, лейтенанта, от того, что на фото
Осени сорок четвертого.
1962 г.
МЕМОРИАЛЬНАЯ ДОСКА В Ц.Д.Л.
В Центральном Доме Литераторов
Как взрыв сверкнул войны оскал: