Залюбовался. И в метельный выдел
Моя метнулась легкая печаль.
Вы шли, так стройно за руки держась.
Над вами купол ввысь белел, кружась.
Вы разошлись. Но вы сойдетесь снова.
Исчезли вы, а я еще лежал.
Вернулись вы, а я, как снег, бежал.
Я не давал, мне не давали слова.
Потом я шел по улице пустой,
Отряхивая снег десятилетний.
Он плохо таял, он был беззаветней
Себялюбивой памяти людской.
Давай снежок из прошлого слеплю.
Мети его вон к той оконной раме.
Я рассказал скользящими словами…
Иди катайся. Я не тороплю.
Когда-то я задумался: о чем
Умалчивают ангелы? О чем
Умалчивают, заслонясь плечом,
Как бы стыдясь нескромного вопроса?
Я о тебе все выведал без спроса,
Нечаянной метелью увлечен.
Я улицу твою застал тогда,
Когда она тебя припоминала,
Тебя, когда легко ты приминала
Тот самый снег, в те давние года.
Снег этот, полный сдержанного пыла,
Запечатлевший набело черты
Домов, надежд, деревьев, — это было
Все то, о чем умалчивала ты.
Снег тает вверх. Лови его, кружись.
Лови, лови снежинку строчкой точной.
… … … … … … … … … … … … … … …
Ну не смешно ль: обманывает жизнь,
А остается столь же непорочной.
IV. СЮЖЕТ
Сюжет
(поэма)
Вот вам конспект
лирической поэмы.
Песочек, отмель возле глубины.
Любовь к искусству…
Остальные темы
из отдаленья к ней подключены.
Пока бродил я поисках сюжета,
не зная, как мне быть
с моей душой,
которая была со мной и где-то
и все еще хотела стать большой,
растаяла зима, а это лето…
Оно горело. И паленым пахло
и в доме, и на улице любой,
как с отдаленных торфоразработок.
Все колыхалось: люди и дома.
Припоминалась лютая зима.
Я думал о Каире. Магадан
переместился в полушарья мозга
туда куда-то… За меридиан
жары… Слепила южная известка,
как снег…
Мороз,
как солнце,
обжигал.
Мне это все
тем лучше представлялось,
что не был я ни там, ни там.
Хотел,
да как-то все никак не удавалось.
Так горячился я и холодел
(а почему, скажу об этом ниже),
что из Москвы
никак не уезжалось.
Жара была в разгаре. Пух летел,
как мухи белые.
Короче, я
жил в отпуске меж севером и югом
и оба полюса носил в себе.
Художник был по складу
общим другом.
И, в общем, жил вначале так себе.
Тот переулок назывался Вспольным.
Он к Патриаршим вяло вел прудам.
И о художнике я вяло вспомнил,
поскольку жил художник
где-то там.
Я думал:
как бы он изобразил
пустую улицу, дрожащий воздух,
больших домов коротенькие тени
и тротуар, снимавший отпечатки
с мужских подошв
и дамских каблуков.
Или закат в невиданном Каире,
что отразилось на твоем письме
о переходе синего в лиловый,
а дальше в красный,
с выходом в полнеба,
напоминавший о Сахара-сити,
где чуть пониже зарева стояли;
о пальмах и о бомбах, о домах…
В сорок четвертом, помнится, году
мы в Исторической библиотеке
с ним познакомились у картотеки.
Потом здоровались. Но на ходу.
Когда же рядом заняли места,
он, что-то полистав,
заметил хмуро,
что передвижники — литература,
а живопись — «Явление Христа».