мы все идем, а их давно уж нет,
Как будто им наш белый свет не нужен,
а нам так нужен этот белый свет.
И спят вершины и молчат лавины,
лишь только речка резвая шумит,
ползет туман вечерний из долины,
и сердце обнаженное щемит.
О, горы, горы! Как же вы суровы!
То ясные, то прячетесь во мгле.
А мы идем и погибаем снова
и верим в наше счастье на земле.
НАХОДКА
Молодые друзья-альпинисты
поднялись на Кавказский хребет,
пообщались с великим и чистым.
Никаких-то заботушек нет,
ни болезней у них, ни увечья,
все безоблачно, все хорошо.
Но в сторонке я кость человечью
у скалы у ближайшей нашел.
Показал, рассказал и заметил,
как восторг восхожденья угас.
Не угас только памяти ветер,
с давних гор долетевший до нас.
ПОД ПИКОМ РЕВОЛЮЦИИ
Мы эту стену долго изучали,
безмолвие царило, словно звень.
И горы, показалось, излучали
какую-то тревогу в этот день.
Не выдержав, пошли навстречу людям,
а солнце жгло, и мысли тоже жгли.
И вот на солнечном, на белом блюде
мы к черной вести так и так пришли.
Не стало друга. И стояли горы
оплотом нашей памяти навек.
Никто не виноват, оставим споры,
живем внизу, а все глядим наверх.
ХИЖНЯК
Четыре дня совсем не ели,
был примус пуст, и без воды.
Качались скалы, еле-еле
прошли по кромке у беды.
Но Бог берег и сделал встречу
с веселой группой Хижняка,
и пили чай и ели гречу,
и дальше шли наверняка.
А он, Хижняк, такой тщедушный,
и, как с горами, не пойму,
но спас живые наши души,
и это памятник ему.
Другой и не было награды,
лишь только помнили б чуть-чуть.
Ему давно наград не надо,
а мы живем. И в этом суть.
О ДРУЗЬЯХ
Ну, как сговорились, один за другим,
уходят друзья, напоив меня горем,
и вот я один на один с дорогим,
которому имя прописано «горы».
Которое в памяти светлым пятном
и все не тускнеет от разной холеры.
Я помню, как с Герой на склоне крутом
держали веревку во тьме от Валеры.
Я помню, как Гера ступени рубил,
и полог палатки осколки пробили,
и каждый из нас и терпел, и любил,
и каждого девушки наши любили.
Я помню, как Леша рассказывал мне
про след на снегу от сурового йети,
и Коля смеялся над ним в тишине,
и не было крепче той дружбы на свете.
В квартире моей ледоруб на виду,
и можно бы вслед за друзьями умчаться.
Вот только порядок в душе наведу
для доброго Бога – за яркое счастье.
Памяти В. Слюсарчука
Сколько ярких побед совершили мы!
Ты теперь с высотою навек.
И душа пролетит над вершинами
и направится к Богу наверх.
Всё живем и поем, и не знаем мы,
что там бездны галактик сулят,
но под небом, под ласковым знаменем
наши горы стоят и стоят.
И идем, и звеним ледорубами,
даже в старости юные мы,
и ряды наши, как не порублены
и веревкой одной скреплены.
Улетаем в края нелюдимые,
столько счастья узнав на веку.
Остаются друзья и любимые,
и вершины сияют вверху.
Памяти С. Тимофеева
Только подумаю – дружеский слышится голос,
ты в нашем городе, можно приехать к тебе,
или сегодня тебе одиноко и голо?
Где обитаешь в загадочной нашей судьбе?
Всё страховался, ни разу в горах не сорвался,
как же так в городе с легкого гребня упал?
Падал по выступам, всё зацепиться старался,
не зацепился… Но ты никуда не пропал.
Снова идем, как с тобой, за тебя продолжая
трудный маршрут с легендарным названием «Жизнь»,
не отпускаем тебя мы и не провожаем,
ты за веревку, Сережа, за нашу держись.
Вместе поднимемся к самой высокой вершине,
чтобы помыслить, чего мы добились в борьбе,
что не успели и все-таки что совершили,
и в день рожденья на плов соберемся к тебе.
Сладкою водкой стаканы до верха наполним,
будет водка для нас – с твоего Эвереста вода,
и опьянеем и самое главное вспомним:
Как же душа твоя? С нами она навсегда!
БЕРГШРУНД
Гляди, гляди! Ведь это ж гибель!
Мы замерли от ужаса смотреть.
По склону – связка – вниз – на перегибе –
бергшрунд разорванный, как смерть.
Но их швырнуло! На трамплине!
Через разинутую пасть.
Потом ни в буре, ни в лавине
им было не дано пропасть.
Но нет сейчас ни Сани, ни Витали…
Куда ушли? Эх, знать бы нам, куда.
И если бы они перелетали