через бергшрунды жизни, как тогда…
Саня – Александр Иванов
Виталя – Виталий Хижняк
ПИК КОМСОМОЛА
Памяти Ю. Шестакова
Юра! Это ж мечта твоя – пик Комсомола!
Он застыл перед нами безмолвной стеной,
и не надо сейчас ни единого слова,
коли гибель твоя у меня за спиной.
Разве нас высота хоть когда-то страшила?
Разве наша веревка валилась из рук?
Как ждала, как звала золотая вершина!
Что же ты задержался, задиристый друг?
Как скулит ледоруб, задевая о камень!
И лавины салют – словно пушечный гул!
Как вершина дрожит под моими руками!
И качнулась скала на последнем шагу!
Вот стою наверху. Высоту ощущаю.
Понимаю, с тобой мы расстались навек.
Я в записке пишу, что «тебе посвящаю…».
И на строчки ложится нетающий снег.
Памяти Л. Спиридонова
Последним лучом пробежав по судьбе,
за гребень бессильное солнце скатилось,
но долго высокое небо светилось
и горный поток грохотал о тебе.
А ночью туман по ущелью бродил
и мысли в кошмарное облако сбились,
и утро пришло, и снега серебрились
на том перевале, что ты проходил.
ОДИН
Памяти Ю. Кассина*
Он шел один среди высоких пиков,
на главный пик один упрямо шел
среди снегов, среди алмазных бликов,
и было так легко и хорошо.
Но выше все труднее и труднее,
он кислород тянул из пустоты.
Вершина грезилась, и чудился над нею
незримый купол вечной красоты.
Продукты кончились, затем бензин истаял,
а он все шел, не зная, почему.
И облаков невиданная стая
закрыла на вершину путь ему.
Он их прошел, увидел сверху дали,
был сам себе великий господин…
Его записку позже увидали…
Он был один.
Он был такой один.
* Турист Юрий Кассин в 1959 г. в одиночку взошел на пик Сталина. Погиб на спуске.
Записку нашли в 1961 г.
И встречаемся мы,
обнимаемся мы
и смеемся.
Рюкзаки нынче сброшены
и не на снег –
на траву.
И вершина пред нами,
мы с ней расстаемся
и не расстаемся.
и, сверкает, как прежде,
и все облака –
на плаву.
Фотографии старые
юности нашей
достанем.
Разложив на столе,
словно память свою
развернем.
Вспоминать
и любить,
и загадывать
заново станем,
и вернем
дорогие мгновения
и не вернем.
Среди ярких вершин
Словно памяти сплав, эта горная друза.
Как слепились кристаллы, наполнившись чистым огнем!
И вершинами, словно кристаллами – дружба.
Где же друг? Только друза сияет о нем.
Я падал в трещину. Спасла тогда веревка.
Друзья успели, вытащили в жизнь.
Где ты теперь, надежная страховка?
Осталось слово крепкое «Держись».
Я вылез под карниз.
Стена крутая ниже.
И глыба – тонны льда –
вот-вот сорвется вниз.
«А как же там семья?
Не падай, подожди же!»
И он услышал.
Чуткий был карниз.
Вершина в озере, рассветном, раннем.
Над зеркалом застыла тишина.
О, жизнь моя! Как в зеркале бескрайнем,
ты в памяти теперь отражена.
В леднике на веревках подвесили тело,
чтоб оно сохраниться могло,
не истлеть…
Прилетел вертолет,
но душа улетела.
Торопилась на родину улететь.
Их через год с вершины сняли,
наполовину вмерзших в лед.
А души в Космосе витали
и вдруг замедлили полет.
Ты помнишь, как мы вместе замерзали
и думали: не выйдем никогда?
Полвека прочь. Сидим в уютном зале.
И стол накрыт. А мне б опять туда.
Мы на нашей вершине
с тобой ничего не забыли
и спокойно расстались
среди голубой тишины,
и записку оставили,
крючья надежно забили,
чтобы легче спускаться.
Но как рюкзаки тяжелы!
Была гармония души и тела.
Ее проверил грозный хан Алтай.
Душа опять туда лететь хотела,
а тело тихо ей: «Не улетай!».
Давно вершина тучами закрыта,
и вдруг – в прогалине – светла и велика.
Душа взлетает, юностью омыта,
но снова наплывают облака.
Не удалось вершину победить,
видать, не предусмотрено судьбой.
Теперь себя осталось убедить,
что не проигран этот трудный бой.
Остался в облаках, суровый и желанный,
и в памяти висит одна седая мгла.
И путь лежит назад, бессмысленно-туманный,
и подлость черная на белый снег легла.
Снился друг погибший – Леша,
с ним ходить в горах не лень.