Выбрать главу
Лишь однажды я видел: Блистали в такой же заботе Эти синие очи, Когда у соседских ворот Говорил с тобой мальчик, Что в каменном доме напротив Красный галстучек носит, Задорные песни поет.
Как темно в этом доме! Ворвись в эту нору сырую Ты, о время мое! Размечи этот нищий уют! Тут дерутся мужчины, Тут женщины тряпки воруют, Сквернословят, судачат, Юродствуют, плачут и пьют.
Дорогая моя! Что же будет с тобой? Неужели И тебе между них Суждена эта горькая часть? Неужели и ты В этой доле, что смерти тяжеле, В девять — пить, В десять — врать И в двенадцать — Научишься красть?
Неужели и ты Погрузишься в попойку и в драку, По намекам поймешь, Что любовь твоя — Ходкий товар, Углем вычернишь брови, Нацепишь на шею — собаку, Красный зонтик возьмешь И пойдешь на Покровский бульвар?
Нет, моя дорогая! Прекрасная нежность во взорах Той великой страны, Что качала твою колыбель! След труда и борьбы — На руке ее известь и порох, И под этой рукой Этой доли — Бояться тебе ль?
Для того ли, скажи, Чтобы в ужасе, С черствою коркой Ты бежала в чулан Под хмельную отцовскую дичь,— Надрывался Дзержинский, Выкашливал легкие Горький, Десять жизней людских Отработал Владимир Ильич?
И когда сквозь дремоту Опять я услышу, что начат Полуночный содом, Что орет забулдыга отец, Что валится посуда, Что голос твой тоненький плачет,— О терпенье мое! Оборвешься же ты наконец!
И придут комсомольцы, И пьяного грузчика свяжут. И нагрянут в чулан, Где ты дремлешь, свернувшись в калач, И оденут тебя, И возьмут твои вещи, И скажут: — Дорогая! Пойдем, Мы дадим тебе куклу. Не плачь!
АЛЕНУШКА

Стойбище осеннего тумана,

Вотчина ночного соловья,

Тихая царевна Несмеяна —

Родина неяркая моя!

Знаю, что не раз лихая сила

У глухой околицы в лесу

Ножичек сапожный заносила

На твою нетленную красу.

Только все ты вынесла и снова

За раздольем нив, где зреет рожь,

На пеньке у омута лесного

Песенку Аленушки поешь…

Я бродил бы тридцать лет по свету,

А к тебе вернулся б умирать,

Потому что в детстве песню эту,

Знать, и надо мной певала мать!

НИКОЛАЙ ТИХОНОВ

(1896–1979)

СОВЕТСКИЙ ФЛАГ

 Флаг, переполненный огнем, Цветущий, как заря. И тонким золотом на нем Три доблести горят: То молот вольного труда, Серпа изгиб литой, Пятиконечная звезда С каймою золотой.
Был побежден народный враг Народною рукой, И сто народов этот флаг Взвивают над собой — На самой высшей высоте, На самой дальней широте, Среди полей и городов, Меж волн бесчисленных рядов.
В нем — человечеству привет,— И проще в мире флага нет; В нем — нашей славы жаркий цвет,— И жарче в мире флага нет; В нем — нашей силы грозный свет,— Сильнее в мире флага нет; В нем — правда наших красных лет,— Правдивей флага нет!

НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ

(1903–1958)

ГОЛУБИНАЯ КНИГА
В младенчестве я слышал много раз Полузабытый прадедов рассказ О книге сокровенной… За рекою Кровавый луч зари, бывало, чуть горит, Уж спать пора, уж белой пеленою С реки ползет туман и сердце леденит, Уж бедный мир, забыв свои страданья, Затихнул весь, и только вдалеке Кузнечик, маленький работник мирозданья, Все трудится, поет, не требуя вниманья, — Один, на непонятном языке… О тихий час, начало летней ночи! Деревня в сумерках. И возле темных хат Седые пахари, полузакрывши очи, На бревнах еле слышно говорят.
И вижу я сквозь темноту ночную, Когда огонь над трубкой вспыхнет вдруг, То спутанную бороду седую, То жилы выпуклые истомленных рук. И слышу я знакомое сказанье, Как правда кривду вызвала на бой, Как одолела кривда, и крестьяне С тех пор живут обижены судьбой.
Лишь далеко на океане-море, На белом камне, посредине вод, Сияет книга в золотом уборе, Лучами упираясь в небосвод. Та книга выпала из некой грозной тучи, Все буквы в ней цветами проросли, И в ней написана рукой судеб могучей Вся правда сокровенная земли. Но семь на ней повешено печатей, И семь зверей ту книгу стерегут, И велено до той поры молчать ей, Пока печати в бездну не спадут.
А ночь горит над тихою землею, Дрожащим светом залиты поля, И высоко плывут над головою Туманные ночные тополя. Как сказка — мир. Сказания народа, Их мудрость темная, но милая вдвойне, Как эта древняя могучая природа, С младенчества запали в душу мне…
Где ты, старик, рассказчик мой ночной? Мечтал ли ты о правде трудовой И верил ли в годину искупленья? Не знаю я… Ты умер, наг и сир, И над тобою, полные кипенья, Давно шумят иные поколенья, Угрюмый перестраивая мир.