Нам дорог берег, обретенный
Отцами в схватках боевых.
Котовский, Щорс, Чапай, Буденный —
Герои сверстников моих.
Есть, не в пример наукам хитрым,
Совсем нехитрая одна:
Распознавать по детским играм,
Чем озабочена страна.
Юрий Черкасский
Письмо в ячейку
Земля еще не остыла, еще солона от крови,
В углах еще не проветрен пятнадцатилетний
дым,
Стены щербаты от боя, заплаты видны
на кровлях,
И клонятся к братским могилам еще молодые
сады.
На этой меченой почве, ячейка, меня ты
растила,
Учила простым приемам слесарного ремесла,
Учила глядеть в горизонты, помнить седые
могилы,
Учила не оступаться — и вместе со мной
росла.
Испытывала — походом, скупым
комсомольским уставом,
Водою и хлебам ржавым, широкой постелью
из трав,
Мечтою необычайной в часы, когда душные
травы —
Чабрец, и полынь, и мята отравнее всех
отрав.
Учила сквозь окна, сквозь двери и
замкнутые заборы
В самое сердце глядеться и видеть друзей
и врагов,
Насыпала полные горсти мозолей крутых
и отборных,
Чтоб я не боялся осколков, выступов и углов.
Ты так меня проводила, — земля остынет
не скоро,
Но скоро тяжелой походкой пройдет
настоящий дым,
Бери же у старых зрелость, а их обучай
задору
И силу храни сухою, как порох сухим. Иди!..
Крутых и отборных мозолей насыпала
полные горсти,
Открыла мне семафоры, и я тебе говорю:
Через дороги и версты, через поселки
и версты,
Через бескрайние версты короткое —
благодарю.
1934
Жажда
На повороте худых дорог
Ветер поднялся,
и ясень продрог…
Стало заметно течение птах
По небу. Стало заметно,
Как по яругам в росе и цветах
Травы бегут за ветром.
Около сердца шатается дым —
Синяя горечь походов…
Около ног по суглинкам гнедым
Движутся длинные воды.
И по движению солнца в полях,
Через озера и горы
Я узнаю твой полет, земля, —
Нашу предельную скорость.
Солнце идет через всю страну,
Кровь погустела.
И вот я
Теплые руки свои протяну
К скатам и поворотам,
Тянет испить ото всех криниц,
Гудом гудет у станций,
Тянет — витыми путями птиц
С летчиком скитаться,
Видеть высокие облака,
И за геологом смуглым
В залежах известняка и песка
Бурый отыскивать уголь…
Что ж я стою?..
Перевозчик поет,
Жадно цветет повилика…
Вот я шагну, огибая жилье,
Движимый жаждой великой,
Глушь бездорожья и ярость потерь,
Легкие радуги мая,
Хитрости и откровенья путей, —
Все на себя принимая.
1934
Земля
В раннем ожиданье и тревоге
Эта предвесенняя земля —
Мартовские черные дороги,
Степи и худые тополя.
Я ее тревогой заболею…
Снова — в юность,
вновь — через яры
Потянусь к суровым горам глея,
К голосам шахтерской детворы.
Там, как в сказке, сильными руками
Достают огонь из глубины,
Терриконы синими дымками,
Как преданьями, окружены,
Там взлетают клети с долгим пеньем,
Словно из-за тысячи веков,
И проносят люди нетерпенье
Открывателей и смельчаков.
Там я стукну — и откроет двери
Женщина, похожая на мать,
Даст напиться, все, что ей доверю,
Будет с полуслова понимать,
Сапоги просушит и положит
Ласковую руку на плечо…
— Ну иди. Тебя земля тревожит,
Ждет она и дышит горячо.
И она тебя не успокоит,
Истомит и будет снова звать —
Все, что недостроено, — достроить,
Все, что недосказано, — сказать…
Лишь на миг застыну над разбегом
Влажных изворотливых путей,
Дальним ветром тянет, талым снегом,
Теплой гарью юности моей.
1937
Город
Квартал горел — там шел смертельный бой,
И дом наш бомбой вражеской расколот,
Но все же, — как нас тянет этот город,
Где мы впервые встретились с тобой!