Призрак твоей наготыПризрак дитя твоей простотыУкротитель-малыш чувственный сонМнимых свобод.
X
Водяные прозрачные перья хрупкость дождяСвежесть подернута ласкамиВзглядов и словЛюбовью как дымкой подернутоВсе что люблю.
XI
К дыханию к солнцу вчерашнемуНапоившему твои губыПрибавить новорожденную ласкуЧтобы поплыть голубыми морями твоей стыдливостиИ шлифовать в темнотеЖасминовые зеркалаСпокойствие пестовать.
XII
Фарфоровая песенка хлопает в ладошиНа куски разлетается и умираетТы вспомнишь о ней о несчастной и голойВ то волчье утро а волчьи укусы это туннельИ ты из него выползаешь в окровавленном платьеОт которого рдеет ночьСколько живых предстоит разыскатьСколько огней загаситьЯ буду звать тебя ЗримойИ множить твой образ.
XIII
ОбезоруженнаяБольше не знает она врагов.
XIV
Она непоседа с хрустальным челомСердце ее в обрамлении черной звездыГлаза ее поют об ее умеГлаза ее в знойное лето прохладаТепло холодной зимойГлаза ее постигают себя и смеютсяГлаза ее игроки их выигрыш пригоршни света
XV
Она простираетсяЧтоб обмануть одиночество.
XVI
Синева за окном я укутан плащомБудто гонят меня из дня
Гнев под жестокой звездойЗависти НесправедливостьСамая хитрая
Разгони это хмурое небоРазбей его окнаКинь их на корм камням
Это лживое небоНечистое тяжкое.
XVII
Я любовался когда я к тебе спускалсяПространством где властвует времяВела меня память
Тебе не хватает местаЧтобы всегда быть со мною.
XVIII
Разорвав поцелуи и страхиОна просыпается ночьюИ с удивлением смотрит на то что ее заменило.
XIX
У причала этих ветвейНе знать морякам удачиСверканьем обрушены веки отзвук огняУ причала голых коленейТело пронзая в глухой темнотеЗатерялись следы искушений.
Теряются реки только в стране водыРухнуло море под своим равнодушным небомТы сидишь и за мною идти не желаешьЧего ты боишься любовь смеется над больюИ кричит над домами про бессилие мира.
Одиночество дышит прохладой у твоей неподвижнойгрудиЯ увидел руки твои все такие же рукиТы их можешь скреститьМожешь себя к себе привязать
Что ж хорошо – ведь ты одинока и я одинок.
XX
Свергнутая тюрьмаВ глубине небесОгненное окноВ нем мечутся груди молнийЯрко-зеленая ночьНи улыбки в краю одиночестваСтоя дремлет огоньИ пронизывает меня.
Но страхи напрасныЯ даже могу улыбатьсяНелепая головаДаже смерть не иссушит ее порывовГолова совершенно свободнаяЧто сохранит навсегда и улыбку и взгляд.
Если и жив я сейчасЕсли даже не одинокЕсли кто-то подходит к окнуИ окно это яЕсли кто-то подходитЭти другие глаза не видят меняМоих мыслей не знаютСтать сообщниками не хотят
За любовь предают разлуке.
XXI
При свете пр_а_ва на смертьБегство с невинным лицом.
Вдоль текучих ветвей туманаВдоль неподвижных звездГде царят мотыльки-однодневки.
Время бархатный медный шарКатится скользкой дорогой.
XXII
У меня за спиною закрылись мои глазаСвет дотла догорел обезглавлена ночьПтицы громаднее ветраНе знают где приземлиться.
В жалких мученьях в морщинах смехаБлизкую душу искать не будуЖизнь обмякла мои видения тусклыВсе отреченья сказали последнее словоИм больше не встретиться они друг друга не знаютЯ одинок одинок совсем одинокЯ никогда не менялся.
ЗАГОТОВКИ
III
Если скучно тебеПрисмотрисьК любопытным.
VIII
Эти люди всегда едятОбъедаются наслаждаютсяА засмеются жаднее едят.
XI
Деревья наполнены запахом птицНочные озера наполнены запахом скал.
XXVIII
Деревья белые деревья черныеМоложе прочего пейзажаЧтобы дожить до этой грани надоСостариться.
Критика поэзии
Разумеется я ненавижу царство буржуевЦарство шпиков и поповНо сильнее стократ я ненавижу людей,которые не ненавидят егоТак же как яВсей душой.
Я плюю в лицо ничтожнейшему пигмеюКоторый всем стихам моим не предпочтетэту Критику поэзии.
РОЗА ДЛЯ ВСЕХ (1934)
Поэтическая объективность
– это лишь бесконечная смена,вечная вереница субъективных стихий,и поэт, пока не изменится этот порядок,им не хозяин, а раб