— А что это такое? — спросила Люся, поднимая рюмку.
— Солдаты дали. Ну, так, — он обратился к ребятам, — какие есть песни?
— Тут одну по радио разучивали, — сказала Лена, — я слова записала. — Она поднялась. — Сейчас принесу.
Она принесла бумажку с переписанной песней, посмотрела на Владимира.
— Музыку, конечно, не запишешь…
— Ничего, разберемся.
— Ты будешь помогать? — Лена посмотрела на Женьку.
— Начинай… — сказал Женька.
Первый куплет Лена спела одна, очень старательно и хорошо, затем к ней присоединился Женька, заглядывая в бумажку, потом Владимир, разобравшись в несложной мелодии, заиграл на гитаре.
А ребята пели:
Где-то в середине песни Люся встала и вышла из комнаты. Ребята кончили петь. Владимир молчал.
— Дашь потом списать? — спросил он у Лены, кивнув на бумажку.
— Возьмите, — Лена протянула ему песню. — Я уже и так выучила.
Владимир свернул бумажку и положил в верхний карман костюма. Потом он еще вышел и посмотрел на ребят.
— Все, — сказа! он. — Отбой.
— Еще, — Лена смотрела на него умоляющими глазами.
— Успеем, — Владимир встал. — Соседи все-таки. А ну, быстро в постель.
Он закрыл дверь и вышел на кухню. Гитару он нес в руке. На кухне было темно. Люся стояла у окна. Владимир поставил гитару на подоконник и закурил.
— Дай и мне.
— Возьми, — Владимир протянул сигареты, потом щелкнул зажигалкой, осветив лицо Люси.
— Хорошая зажигалка, — сказала Люся.
— Ерунда. Кремни кончатся, и можно выбрасывать.
— Ну, когда еще кончатся.
— Хочешь, подарю? — спросил Владимир.
— Давай. — Люся взяла зажигалку, щелкнула, вспыхнул фитиль.
— Что ты думаешь делать? — спросила Люся.
— Не знаю, посмотрим.
— Хорошо все-таки, что у тебя никого нет.
— Чего хорошего, — усмехнулся Владимир.
— Да так легче. И терять некого…
— Некого… Я столько за эту войну потерял… и ребята были… — Он помолчал. — Идиотская все-таки вещь война…
— Как ты выжил после всего?
— Не знаю. А кто это знает?
Женька стоял в трусах у приоткрытой двери, слушал.
— Пошли еще выпьем, — предложил Владимир. — Там еще осталось, я сейчас принесу.
Женька рванулся было от двери.
— Я больше не буду.
— Ну, тогда я буду один.
Владимир вошел в комнату, прикрыв Женьку дверью, взял со стола бутылку. В темноте вернулся на кухню.
Люся сидела на подоконнике, обняв гитару. Окно было светлое, лунное.
— Ты в темноте такая молодая, — сказал Владимир.
— Может, стихи почитаешь?
— Ни одного не помню.
— Ну, выпей.
— За тебя.
— Сыграй что-нибудь, — попросила Люся.
Владимир сел за стол.
— Что тебе сыграть?
— Что хочешь.
Владимир сыграл что-то спокойное, как медленный вальс.
— Ты была в оккупации? — спрашивал он.
— Нет, мы жили в Алма-Ате.
— Хороший город?
— Ничего. А что ты играешь?
— Не помню.
— Как же так, не помнишь?
— Да так, — он усмехнулся. — А я там думал, свистнули у меня гитару…
— Кому она нужна…
— Дрова все-таки…
Люся засмеялась. Владимир продолжал играть.
— Ты в снах разбираешься? — спросил он.
— А что?
— Мне вчера, в поезде, сон приснился: иду через поле по картошке, и вдруг у меня из-под ног выскакивает заяц. Большой, серый, и бегом к лесу.
— И все?
— Все. К чему бы ото?
— Не знаю. — Люся тихо рассмеялась.
Владимир перестал играть.
— Ты чего? — спросила Люся. — Играй.
— Я пошел спать. — Владимир спрыгнул со стола.
— Посидим еще.
— Иди спать, поздно.
Женька стоял у дверей и слушал.
— Ну, до завтра, — сказала Люся. — Одеяло тебе дать?
— У меня есть, — сказал Владимир. — Спокойной ночи.
— Спасибо, — шепотом сказала Люся.
И они тихо, не зажигая света, разошлись по разным комнатам.
А через некоторое время в пустой, лунный коридор вышел Женька, босой, в трусах. Остановился, зевнул. Невдалеке прогрохотал поезд. Женька подернул плечами, как бы согреваясь, развел в сторону руками, потом еще раз зевнул.