Итак, шел дождь, как вы помните. Непрекращающийся ливень. Уйти от огня и чистоты в какую-то ночь, как в аравийскую пустыню. Как странник грустный, одинокий, в степях Аравии пустой, из края в край в тоске глубокой бродил я в мире сиротой. Внезапно ты явилась мне! — я это сообщил Виолетте-оперетте, опять-таки спутав текст, но смысл не напутав ничуть. Куда ж идти? — спросила она. — Кому ж нам верить? Кто не изменит нам один? Кто все привязанности мерит — единственно — на свой аршин? Я, — сказал ей я. Вот тот самый человек. Да нет, сказала она. Куда вам в дождь уходить? Она ревет, он — чемпион мира, а вы уходите. Вот что, я ей говорю, вы ее подруга? Ну, условно? Подруга? А если ранили друга — поет — перевяжет подруга горячие раны его. Ее — исправила она, — но я-то нет, ох, сказал я, ох. Вы сами разбирайтесь. Я спать пойду. Вот, сказала, уж какой это коридор? — я удивился совершенно искренне. Закуток. Ничем я вам помочь не могу, ничем. Вы, Виолетта, мне глубоко и далеко и недалеко — поскольку мы близко стоим — нравитесь. У вас такое платье смешное, красное. И вообще вы — хороший человек. А вы дурак. Ох, сказал я — ну за что? Ну, я на самом деле не помощник, я случайный человек. Вместо меня мог бы оказаться некий Петя Иванов, да любой. Нет, возразила она. Нет уж, не покидайте, а то что-то произойдет — у меня предчувствия. Да я уже пьяный, чтобы помогать предчувствиям. Видите — пошатываюсь, и слог неуверен. Тут и логопед не поможет, как вы считаете? Так я считаю, говорит она. Именно так — в общем, сматывайтесь. Тут дверь распахнулась, и появилась героиня — ни следа заплаканности — напротив, все напротив — вот так-то в полном блеске своих восемнадцати лет. Меркнут все описания, линяют, но я все-таки попробую вам сказать о том, что на ней было темное платье, что светлые ее волосы были уложены как-то необычайно, что лица ее розовело — сама весна, первый апрельский что ли цвет, апрель — или же иное, но схожее — мороз и солнце в день чудесный, — а та улыбка! — та улыбка — улыбкой ясною природа сквозь сон встречает утро года. Господи, какая красивая. Спокойствие излучая, вошла.
…Ох, милый Ваня, я беременна —
что ж, брось ты, Маша, это
временно.
…далее.
Как поживаете, красавица моя — уж не моя, да это мне неважно — мне — важно — знать — где ваши каблучки стучат — отважно — вовсе нет, вовсе не отважно — так, постукивают.
Но.
Важно.
Раз красавица, то уж важно.
Кому неважно, кому важно.
Мне — да.
Красавица — тем более — более того — красавица.
Спящая — в полусне, — наяву — но в полусне.
Представляете?
Нет, вы, читатель, не представляете, наяву — и во сне, — красавица.
Любимая, все мостовые, все площади — тебе принадлежат — все милиционеры — постовые — у ног твоих, любимая, лежат. Они лежат — цветами голубыми (форма) на городском, на тающем снегу.
Любимая, я никакой любимой сказать об этом больше не смогу.
Смогу.
Полет прервался, наш с Мариной.
Прервался.
Вернее — приостановился.
Но просто невозможно — одновременно причем, одновременно — рассказывать о вещах разнообразных, разновременных и — и — и.
Устал. Читатель?
Уставай.
…С берез неслышен — невесом.
…Мы парни бравые, но…
…Пора — в путь дорогу, в дорогу дальнюю, дальнюю — дела, идеи (над милым прологом).
…над милым.
…серебряным.
…крылом.
…тебе.
…качну.
…пора!
в наше, читатель, время, солист пел пола — вместо — пора.
Как ему это удавалось?
Не петь, конечно, не петь.
…Удалось.
…Пола.
…Мы перед вылетом еще — их поцелуем горячо
…Трижды плюнем
…через левое плечо.
— Ну. Как вам тут?
— Нормально.
— Летаете?
— Иногда, — тут, знаете. Не всех пускают. Допускают.
— Но все же?