— Вот так.
— Вот так.
— Тогда — мне — переодеться.
— Да вы что? Утро?
— Вот — утром.
— Где мне подождать??
— Возьмите карету — раз уж господин.
— Повинуюсь. Ох. Как вас зовут? — крикнул я вслед убегающей — она засмеялась.
Мы ехали — в неизвестность.
— Вот вы даму пригласили — это она щебетала — с утра.
— Что вы там, на подносе, несли?
(читатель, она была прекрасна, прекрасна, — вообрази — каждый по-своему. Но — сидела — слева женщина в кружевах, бело-розовая, причесанная — с утра — в темном бархате.)
1 г.
го-оо-о-ооо
Г — 2 — 44–67,
В — 8 — 00–90.
А — 8 — 55 — 666
добавочный
все звонят по телефону —
потому что нужен он.
Автор.
Я знаю, как стары стихи про телефон — но — вот —
от станции Мары до горы Афона (за рифму —) протянут
телефон, а если не протянут. То значит его тянут…
Бесполезность телефонных разговоров общеизвестна.
Только скорую помощь можно позвать. Да и то.
Но.
О чем?
Вон птички поют.
Вон этих птичек, вон.
— Водевиль, — сказали.
…спала, милая, спала, дорогая,
уже ото всех бед оправившись — спала — не забывай
ее, читатель,
а— то —
Вставай, страна огромная, вставай на
смертный бой, с фашистской силой темною
с проклятою ордой — пусть ярость благородная
— …пусть ярость.
…но.
…Играй, Адель, не знай печали!
…Адель? — Аня — Аля — играй.
Привычно.
…Найдется из любящих кто-нибудь?
…А ну, вас.
(Человек, бросившийся с Крымского моста.
Об лед — зимой.)
Беспечально мне — поскольку —
…В прорубь.
…Больно.
…Кепки скинем.
И пусть скинут свои беретики, свои шапочки, шляпочки, все головные уборы, — ежели нет их — пусть поклонятся —
…А ну вас, — а ну.
К сожалению, он, утопленник, был неправ.
Об лед.
Проще дома.
А эта показуха всеобщая. Ну, тут уж знаете, Минута молчания.
Не больше.
А что дальше.
Жалко.
Жалко.
Жалко.
И не жаль.
Свидание.
Пробираясь вдоль калитки…
Засыплет снег дороги, завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги — за дверью — ты
стоишь. Одна, в пальто осеннем, без шляпы,
без галош, ты борешься с волнением и мокрый снег жуешь.
А кто мы и откуда, когда от этих лет — остались пересуды — а нас на свете нет.
…Но — Адель! — призыв, приказ, напоминание — не знай печали — сама опечалишься, что, конечно, неизбежно, то детям, Адель, передай — чтоб не печалились.
…Ибо — хариты, лель — кто они такие — понятия не имею — но, видимо, достойные люди венчали — позже — а вначале — и колыбель твою качали! — достойные люди.
Играй, Адель!
— Бог с ней, — сказал я.
— А вот и Терешкова летит! — сказала Марина, и Терешкова, видя нас, пролетающих рядышком, передавая приветы народам Азии и Европы, заметила — на лету — что мы — пролетаем — и из своего метеоритно непробиваемого и защищенного ото всех несчастий иллюминатора — помахала нам рукой — в перчатке.
— Ее Валей зовут?
— Валей.
— Сколько лет?
— Не знаю. Лет 25.
— Ох, зачем?
— Ну, нельзя женщин запускать, непозволительно. Она замужем?
— Не знаю. Откуда я знаю? Вы, Марина, преувеличиваете мою информацию относительно той жизни.
— Вам не холодно?
— Не то слово.
— Сейчас, сейчас.
Марина сделала решительный разворот, вернее, остановилась и — помахав рукой — позвала пролетающий рядом предмет, яркий — под солнышком, — ибо мы входили в утро. То был очередной искусственный спутник — но — Марина знала, что делала! — гениальная женщина — спутник не с приборами — с собачками, мышками и кошками, и бабочками и водорослями — всего не разобрать в подробностях.
— Тепло? — спросила Марина.
— Тесновато.
— Вы еще не справедливы.
— Да нет, спасибо.
— А собачки — милые.
— Ничего — я пристраивался, едва от замерзания отходя.
— Володя чудесно все о них написал — помните — тут у булочной, одна — сплошная плешь — из себя — и то готов отдать печенку…
вот уж не знаю какая, серьезно — ибо мы отбросили театр, когда, вы знаете, раскланиваются,
тут — без поклонов.
Публика может выходить.