почему дождь? — Почему — стоп.
Все равно вы, Марина, не ответите, а я — и спрашивать не стану, — не надеясь на ответ.
Я бы сам его — от себя получил — но вы уж так меня разуверили — а я доверчив — хотя, Марина, как кто-то — забыл уж кто — сказал, — походя, очевидно, на ходу — а они, рядом стоящие — подхватили — нельзя верить женщинам. Никогда.
Кто-то был — гений. Гении — известные трепачи. Они — себе на уме. То — се, а все — все — в свои гениальные произведения сочинители — самые лживые люди, но — как это не совместимо — правдивые — Мольер.
— Мне и героя позже вручили. Много позже.
Вы уж меня простите.
— Что вы.
— Понимаете, я сейчас депутат, депутатка районного совета. Они, эти люди,
так меня сейчас используют. Вы уж — извините… Голову склоняю.
Персонажи.
Марина.
Аня.
Я.
Летим.
Очень быстро.
Вращаясь и переворачиваясь — в жутком холоде — спутника по дороге не оказалось — я — терпел.
Америка, Америка, Америка и еще раз — Америка. Жлобская страна — так и есть, хотя — ничего живут — чего уж сочинять — живут.
Но — жлобы.
Америка.
Аня как-то стеснялась. Марина — с ней сложно — я не знаю — как.
Марина молча — пока мы летели — молча все обозревала — молча — приземлялась — молча пошла.
Город был чудесен. Правда, чудесный летний город — в начале мая, в той полосе — не среднеевропейской — в той американской полосе — Гольфстрим, допустим.
… Дело сделано.
…Скучно перепечатывать сообщения, которые тогда — в 42 — читал весь мир.
…Убит Кох.
…Наместник.
…А девочка?
…Герой Советского Союза.
…Герой, читатель, — герой.
…Герой.
Она жива.
Поговорим. В Минске — это нам по дороге.
— Да я не знаю…
— Да я просто так.
— Вы знаете…
— Не все, конечно.
— Ну.
— Я понимаю.
— А что вам нужно?
— Ничего. Как вы себя чувствуете?
— Вы знаете, я.
— Понимаю.
— Я же вас не знаю — совсем.
— Понимаю.
— Спасибо.
— Как это было?
— Просто. Всем кажется — сложно, а просто.
— Как?
— Я воспоминаний — мемуаров — не нишу, не умею, это было очень просто.
— А потом?
— Это вас не касается, что потом.
— Я не настаиваю, если так уж.
— Вот так, так.
— Жалко, — говорю я.
— Что?
— Ну…
— Знаете, я дала подписку — ни о чем — никому — не говорить, так скажем.
…А ну-ка, девушки, а ну, красавицы.
…А ну-ка, девушки, а ну.
…Окопы рыть.
…Под Москвой.
…
…
…
…
…Пускай поет о вас страна.
И каждой песнею — пускай прославятся.
…прославятся.
…Среди героев.
…Ваши имена.
…Ваши, кого бросали, забрасывали — в Германию, в Австрию, в Белоруссию.
…Ваши.
…Все — поименно.
…Чтоб ни одного имени не пропустить.
…Хотя — какая разница
…Нет.
…И та милая, прелестная женщина — тогда совсем еще молоденькая, совсем, со своими ясно-голубыми, белорусскими, польскими, смешанными, перемешанными — глазами — с лицом — не из Теофиля Готье — вовсе нет — горничной, несущей стакан воды? — Помните? — стакан воды — с шоколадом — нет. Просто советская девочка, комсомолка. Красавица.
…Герой Советского Союза.
…В постель.
…Для дела.
…В постель.
…Для дела.
…В постель.
…Для дела.
…Ярким весенним днем.
…Весна, весна на улице.
…Еще незапыленная — весенняя Москва.
…Весна.
…Весна.
…Мимо ехала машина — автофургон — где — по бортам — было начертано — мука.
Два раза,
Мука.
В смысле — мука, конечно.
Нет выхода — так пишут в метро.
В метро.
Не верь, читатель.
Ни в коем случае, есть выход, есть.
…Весна.
…Весна, весна на улице — весна,
…Трамвайные гудки.
…Как птицы.
…Ох.
Теперь переходим — к делу, к делу, как следователи — убежден — самые серьезные — и — обязательные — люди на свете.
Мы так мирно беседовали. Я бы ему морду набил, но после — передумав — за что?
Он всю жизнь писал некрологи.
Вот вам — биография.