Выбрать главу

— Сейчас какую-нибудь музыку послушать, — сказал Саша.

— Только не классическую. — Алеша помахал рукой.

— На Новый год классическую никогда не передают, — сказал Саша.

— Я бы ее вообще не передавал. — Алеша снова помахал рукой.

— А ее только по радио передают, — сказал Саша, — и то по утрам, когда все спят.

— Но Римский-Корсаков — это все-таки ничего. — Мне вдруг вздумалось заступиться за классическую музыку.

— А что он написал? — спросил Алеша.

— Я точно не помню.

— Вальс-фантазия, это не он написал? — спросил Саша.

— Римский-Корсаков вообще вальсы не писал: только оперы.

— И балеты, — засмеялся Алеша.

— Да, и балеты, — сказал я. — А что тут такого?

— Могучая кучка, — сказа! Алеша.

— А что с нами было бы, если бы мы пили из этого бачка? — Саша снова натянул кружкой цепь.

— Да уж ничего хорошего, — сказал Алеша.

— Завтра поедешь в Москву? — спрашивал у меня Саша.

— А что мне там делать?

— Что-нибудь придумаем. Позвоним кому-нибудь. У меня телефон записан.

— Ну меня записан. Даже три, — я вспомнил телефоны. — Правильно, три. А толку что?

— Толку никакого, — согласился Саша.

— Кто с кем Новый год встречает, тот и второго с тем гуляет, — неожиданно в рифму сказал Алеша.

— Ну правильно, — я был целиком на стороне Алеши. — А что им второго расставаться? Какой в этом толк?

— Толку никакого, — согласился Саша.

— А как понять: «Шкурой ревности медведь лежит когтист»? — вдруг спросил Алеша.

— Что это такое? — не понял я.

— Маяковский.

— Что-то я не помню такого.

— Медведь? — спросил Саша. — Это аллегория.

— Какая аллегория?

— Он убил медведя, понятно?

— Какого медведя! — Алеша ничего не понимал.

— Медведь в виде ревности. — Саша был терпелив. — И он его убил, чтобы легче жить.

— И сделал из него шкуру, — я помогал ему, как мог.

— Шкуру ревности, — скатал Саша.

— Лучше бы чучело, — сказал Алеша. — Я видел чучело медведя в Палеонтологическом музее на улице Герцена.

— Я бы не стал убивать медведя, — сказал Саша. — И лося тоже.

— У лося ценятся рога. — Алеша показал свою осведомленность и в этом вопросе.

— Чтобы их на стенку вешать. — Саша был решительно против уничтожения лосей. — В передней, — добавил он, — и на каждый рог — по шляпе.

— Так ты не поедешь в Москву? — спросил у меня Алеша.

— Нет.

— Никогда не женись, — сказал Алеша, глядя прямо на меня. — Зачем, спрашивается?

— Это ты у меня спрашиваешь?

— Это вопрос ко всем. А я лично женюсь в 28 лет.

— Почему именно в 28? — спросил Саша.

— Я не знаю. Мне так советовали.

— Какой-нибудь идиот тебе советовал, — сказал Саша. — Если я кого-нибудь встречу, даже завтра, даже сегодня…

— Сегодня ты никого уже не встретишь, — сказал я.

— Даже сегодня, — повторил Саша. — И если я сам пойму, что она хорошая, умная и вообще не сволочь, я тут же на ней женюсь.

— Курсантам запрещено жениться, — сказал Алеша.

— Разрешат, — твердо сказал Саша.

— А где вы жить будете? В казарме? — Алеша засмеялся. — В каптерке?

— Это тебя не касается. — Саша говорил почти зло. — А как от жен на фронт уходили? У меня мать с отцом расписались — и он прямо на фронт. Я его в глаза не видел.

— Я тоже сирота, — вызывающе сказал Алеша. — Ну и что?

— Сиротка, — засмеялся я, глядя на его здоровое, чистое лицо.

— Слушай, а кто она? — примирительно спросил Алеша.

— Кто? — не понял Саша.

— Я ее знаю?

— Кого?

— А на ком ты собираешься жениться?

— Кто тебе это сказал? — Саша был крайне удивлен.

— Ты сказал. — Алеша был удивлен еще больше.

— Вот идиот, — сказал Саша.

— Это ты идиот: жениться в 19 лет! — Алеша был просто возмущен.

Я засмеялся.

— Тебе смешно. — Алеша встал. — Всем вам смешно.

Он бы еще что-нибудь сказал, но произошло то, чего мы боялись и ждали: кто-то постучал в окно столовой. Не сговариваясь, мы легли на пол. Стук повторился. Не очень громкий, но настойчивый.

Нас заметили, и лежать было уже глупо. Саша посмотрел на меня, улыбнулся.

— Я сдаюсь. — Он кивнул в сторону окон. — Не стрелять же в него.

— Встретимся на гауптвахте. — Я пожал ему руку.

— Если нас посадят в общую камеру, — сказал Саша.

— Не посадят — будем встречаться на прогулках, — обнадежил Алеша.

— Идет, — сказал Саша и встал.

Теперь, нарушая стройность повествования, я хочу сказать, что мне всегда везло с товарищами. Не следует, наверно, удивляться, что среди них не было сволочей или подонков, но приятно все-таки, что из тех, кого я знаю, никто такими не стал. Я бы сейчас с радостью увидел кого-нибудь из тех лет. Любого, даже из другой роты, хотя я знаю, что все ограничится бутылкой водки (спасибо, если одной) и необязательными, в общем, никому не нужными разговорами. Согласен, что по этому поводу нечего особенно сожалеть, да и не жалею. Просто хорошо бы увидеться. Говорят, что уже есть междугородный видеотелефон, с помощью которого можно не только услышать, но и увидеть, как по телевизору, того человека, который тебе нужен. Так вот, неплохо бы увидеться, хотя бы путем видеотелефона. Всех, правда, не увидишь. Саша погиб в 56 году в Венгрии. Помните ту осень 56-го?..