— Чего там — жалко… Эх, Надя…
— Мне — нет, — сказала Надя. — Чем так жить, уж лучше с балкона… Ведь ничего за душой не осталось… Работать не мог, побирался… Лиза его на свои копейки кормила, да он и не ел ничего… А вы — жалели… Ну, что молчите?
— Молодая вы еще, Надя… — сказала Клава. — Горя, слава богу, настоящего не видели… — Клава встала. — Ребята, спать, спать… Засиделись…
Ребята вставали неохотно.
Они вместе с Надей укладывали ребят, две кровати, одна раскладушка, а самая маленькая, Настя, она на диван легла, уже раздвинутый, застеленный — с матерью она спала.
— Вы тут останетесь? — спросила Клава.
— Да, у Леши, — сказала Надя. — Мне только мужу надо позвонить, как он там… У меня у самой дочке три года.
— Правда? — оживилась Клава. — А звать-то как?
— Лена.
— А телефона у нас нет, мы от продовольственного звоним, если что. Но только знайте, у продовольственного телефон не работает. Там трубку оборвали. Вы к аптеке лучше идите, там у них есть свой телефон.
— Если Лиза появится, вы ее никуда не отпускайте, — сказала Надя. — Вы ей не говорите, что я здесь, ладно? Я скоро.
У продовольственного магазина, еще ярко освещенного, толпились люди.
Надя сразу все поняла, потому что общий разговор смолк, и все — а это были ребята из Лешиной команды — смотрели на нее, как она шла к телефонной будке.
Трубка там и в самом деле была оборвана.
А между тем все эти ребята к ней приближались. Нет, не были они пьяные. Выпили свое, вечернее. Да и повод был.
Надя хорошо знала таких ребят: курточки нейлоновые-силоновые, челочки, волосы до плеч, но были и другие ребята, в старых плащах, и никакие не длинноволосые, а кое-как подстриженные, кое-как одетые — вечерние магазинные люди. Околомагазинные.
Надя решила ничего не решать. Как будет, так и будет. Тем более что снова на нее накатила эта волна безразличия ко всему, и ни страха, ничего.
А ребята приблизились вплотную.
— Поминки справляете? — спросила Надя. — Чего ж на улице?
— А негде, — сказал парень в красном шарфе. — Может, к вам пойдем?
— Можно, — сказала Надя. — Это можно.
— Смотри! — усмехнулся товарищ его (а было их человек десять, пятнадцать, двадцать — в темноте не разберешь). — А ты не боишься? Мы тебе Лешку не простим.
— Иди-ка сюда, — сказала Надя. — Ты, кто за «мы» говорит.
— Ну что? — подошел мужик лет сорока, держался он твердо. — Что тебе? Лучше всего мотай отсюда.
— Нет уж, — сказала Надя. — Поминки так поминки.
Она сняла кепку у этого парня, открыла свою сумочку и высыпала, выкинула все, что у нее было. Пустила по кругу. И кепка эта, ржавая, пошла по кругу, из рук в руки, и сыпали в нее, выгребая карманы, все, что было — мелочь, рубли.
— Ребята, — спросила Надя, помахивая оборванным телефонным проводом. — вот интересно, кому эта трубка отдельно от телефона нужна? С марсианами, что ли, разговаривать?
— Только тише, — говорила Надя, входя в квартиру. — Тут маленьких полным-полно. Тише…
И за ней человек двадцать тихо вошли, а некоторые даже разулись для тишины.
В комнате Леши было темно. Единственная лампочка без абажура перегоревшей оказалась.
Сидели на полу, у стен, на кровати — все бутылки и еду какую-то поставили на стол.
— Сейчас, — сказала Надя, — я сейчас.
Она пошла на кухню и вывернула там лампочку, вернулась, поставила шаткий стул, лампочку ввинтила. Теперь комната озарилась, хотя и слабо, но все уже были видны. И тихо было, никто бутылок не касался.
Сидели, стояли.
Надя впервые разглядела лица — не все, не сразу, но как-то общо они все смотрелись. Печаль была.
— Стаканов-то нет… — сказал кто-то.
— Это мы сейчас, — сказала Надя. — Это просто…
…Вошла Надя вместе с Клавой — они принесли капусту, хлеба, колбасы, огурцов и всякой безразмерной посуды — и банки из-под соков, и кефирные чистые бутылки, и стаканы, и рюмки, и две пивные кружки, каким-то непонятным образом оказавшиеся в этой семье без мужика, — все они прихватили. И Клава даже скатерть захватила, с бахромой, белую, с цветами.
— Помянем, — сказала Надя, когда разлили. — Помянем.
Выпили. Помолчали.
— Не верю я тебе, — сказал парень помладше. — Зачем ты сюда нас позвала?
— Брось… — остановил его другой, тот, кто Наде советовал уйти. — Брось. Прекрати.
— А откуда я знаю, она сейчас милицейскую машину подгонит — и привет! — сказал тот, в красном шарфе.
— Пускай подгонит, — сказал кто-то из угла. — Какая разница…