Выбрать главу

Вопль

Мы все умрём. От истины столь пошлой становится не по себе. Живущий между будущим и прошлым, и ты всеобщей подчинён судьбе. И что б ни говорили, ни писали от первых дней до нынешнего дня узнаем точно мы с тобой едва ли зачем тебя, его, меня родили матери и похоронят внуки, чтобы самим потом истлеть в гробу. И к Богу мы протягиваем руки – зачем такую нам избрал судьбу?!

* * *

Я, между прочим, пережил войну. Я помню эту тишину, что после взрыва бомбы оседает... Мать молодая, а уже седая. С ней, наступая на шнурки ботинок, бежишь ребёнком прятаться в метро. Над самой головою – поединок зениток с «юнкерсом». Прожектора во тьме... Уже тогда забрезжило в уме, что я заброшен в сумасшедший дом. …Не говоря уже о том, что пережил потом.

Март на краю Москвы

Свет в глаза до боли резкий. Солнце. Снег. Голубизна. Поле. Дали. Перелески. Скоро сбудется весна. Раньше было. Будет снова. Но сегодня я стою и, не проронив ни слова, вешний воздух жадно пью. За спиною город, люди. Здесь же воля, тишина. Раньше было. Снова будет. Даль слепящая ясна. За спиной трамваев грохот. Скрип и скрежет тормозов. Без людей мне очень плохо. Слышу ваш ревнивый зов. Сердцем к сердцу до конца быть бы в декабре и в мае… Но не как близки сердца в переполненном трамвае.

В аптеке

Век ХХ, опершись о палку XXI века, входит в аптеку походкой старого зека. – Есть лекарство от СПИДа, от коровьего бешенства есть? Если нет, я не выйду. А выйду – заражу всех как есть!

В пустыне

Казалось бы, чего делить, ведь смертен ты, и я, и каждый. Под солнцем трещины земли горючею дышали жаждой. Змеёю вился старый спор. То угасал, то жалил снова. Смертельно жалило в упор в сердцах оброненное слово. Разбиты, опустошены, казалось, всех несчастней в мире, плелись средь мёртвой тишины – мишени в сатанинском тире. Казалось, каждый одинок, и больше нет мостов отныне. И каждый доживёт свой срок в своей исхоженной пустыне. Мы долго шли в земной пыли, уже не злобствуя, не споря. Когда из глобуса земли вдруг выдвинулся глобус моря.