Я в комнате той, где смущенно и чинно
стоит у стены, прижимается к ней
чужое разыгранное пианино,
как маленький памятник жизни твоей.
Всей жизни твоей. До чего же немного!
Неистовый, жадный, земной, молодой,
ты засветло вышел. Лежала дорога
по вольному полю, над ясной водой.
Все музыкой было — взвивался ли ветер,
плескалась ли рыба, текла ли вода,
и счастье играло в рожок на рассвете,
и в бубен безжалостный била беда.
И сердце твое волновалось, любило,
и в солнечном дождике смеха и слез
все музыкой было, все музыкой было,
все пело, гремело, летело, рвалось.
И ты, как присягу, влюбленно и честно,
почти без дыхания слушал ее.
В победное медное сердце оркестра
как верило бедное сердце твое!
На миг очутиться бы рядом с тобою,
чтоб всей своей силою, нежностью всей
понять и услышать симфонию боя,
последнюю музыку жизни твоей.
Она загремела, святая и злая,
и не было звуков над миром грозной.
И, музыки чище и проще не зная,
ты, раненный в сердце, склонился пред ней.
Навеки. И вот уже больше не будет
ни счастья, ни бед, ни обид, ни молвы,
и ласка моя никогда не остудит
горячей, бедовой твоей головы.
Навеки. Мои опускаются руки.
Мои одинокие руки лежат…
Я в комнате той, где последние звуки,
как сильные, вечные крылья, дрожат.
Я в комнате той, у дверей, у порога,
у нашего прошлого на краю…
Но ты мне оставил так много, так много:
две вольные жизни — мою и твою.
Но ты мне оставил не жалобу вдовью
мою неуступчивую судьбу,
с ее задыханьями, жаром, любовью,
с ночною тревогой, трубящей в трубу.
Позволь мне остаться такой же, такою,
какою ты некогда обнял меня,
готовою в путь, непривычной к покою,
как поезда, ждущею встречного дня.
И верить позволь немудреною верой,
что все-таки быть еще счастью и жить,
как ты научил меня, полною мерой,
себя не умея беречь и делить.
Всем сердцем и всем существом в человеке,
страстей и порывов своих не тая,
так жить, чтоб остаться достойной навеки
и жизни и смерти такой, как твоя.
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
НА БАЙКАЛЕ
Рабочий катерок мотало
от Лиственничной до Котов.
Дождем туманным застилало
красу высоких берегов.
Но из-под крова плащ-палатки,
сквозь дождь мне виделся нет-нет,
то на вершине, то в распадке,
сухой, горячий, добрый свет.
Там солнце светит, солнце светит,
с началом осени в ладу.
Там солнце ждет меня и встретит,
едва я на берег сойду.
Оно манит меня на сушу
осенним и неярким днем,
внезапно молодит мне душу
неубывающим огнем.
…Я становилась веселее
в предчувствии его лучей.
Не огорчаюсь, не жалею,
не нахожу вины ничьей,
хоть мне уже давно понятно,
что обманулась я вдвойне,
и эти солнечные пятна,
которые светили мне,
так празднично и так тревожно
меня в тумане отогрев.
лишь краски осени таежной,
костры пылающих дерев.
Я ошибалась поначалу.
Мне долго было невдомек.
…Уже к дощатому причалу
пришел рабочий катерок.
К сырым мосткам подходим плавно.
Не знаю, от каких щедрот
на сердце так легко и славно,
что, право, скоро дождь пройдет.
Байкал на берег волны катит…
Рыбачьи сети на песке…
И, право, мне надолго хватит
виденья солнца вдалеке.
Пока душе моей желанны,
в туманах бескорыстных дней,
великодушные обманы
начала осени моей.
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
НА БЛИЖНИХ ПОДСТУПАХ