Легко проснуться и прозреть, Словесный сор из сердца вытрясть И жить, не засоряясь впредь, Все это - не большая хитрость. 1931 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: "Русский язык", 1981.
ЕДИНСТВЕННЫЕ ДНИ На протяженье многих зим Я помню дни солнцеворота, И каждый был неповторим И повторялся вновь без счета.
И целая их череда Составилась мало-помалу Тех дней единственных, когда Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет: Зима подходит к середине, Дороги мокнут, с крыш течет И солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне, Друг к другу тянутся поспешней, И на деревьях в вышине Потеют от тепла скворешни.
И полусонным стрелкам лень Ворочаться на циферблате, И дольше века длится день, И не кончается объятье. 1959 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
НА РАННИХ ПОЕЗДАХ Я под Москвою эту зиму, Но в стужу, снег и буревал Всегда, когда необходимо, По делу в городе бывал.
Я выходил в такое время, Когда на улице ни зги, И рассыпал лесною темью Свои скрипучие шаги.
Навстречу мне на переезде Вставали ветлы пустыря. Надмирно высились созвездья В холодной яме января.
Обыкновенно у задворок Меня старался перегнать Почтовый или номер сорок, А я шел на шесть двадцать пять.
Вдруг света хитрые морщины Сбирались щупальцами в круг. Прожектор несся всей махиной На оглушенный виадук.
В горячей духоте вагона Я отдавался целиком Порыву слабости врожденной И всосанному с молоком.
Сквозь прошлого перипетии И годы войн и нищеты Я молча узнавал России Неповторимые черты.
Превозмогая обожанье, Я наблюдал, боготворя. Здесь были бабы, слобожане, Учащиеся, слесаря.
В них не было следов холопства, Которые кладет нужда, И новости и неудобства Они несли как господа.
Рассевшись кучей, как в повозке, Во всем разнообразьи поз, Читали дети и подростки, Как заведенные, взасос.
Москва встречала нас во мраке, Переходившем в серебро, И, покидая свет двоякий, Мы выходили из метро.
Потомство тискалось к перилам И обдавало на ходу Черемуховым свежим мылом И пряниками на меду. Март 1941 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "П 1000 олифакт", 1995.
ВЕНЕЦИЯ Я был разбужен спозаранку Щелчком оконного стекла. Размокшей каменной баранкой В воде Венеция плыла.
Все было тихо, и, однако, Во сне я слышал крик, и он Подобьем смолкнувшего знака Еще тревожил небосклон.
Он вис трезубцем Скорпиона Над гладью стихших мандолин И женщиною оскорбленной, Быть может, издан был вдали.
Теперь он стих и черной вилкой Торчал по черенок во мгле. Большой канал с косой ухмылкой Оглядывался, как беглец.
Туда, голодные, противясь, Шли волны, шлендая с тоски, И гондолы* рубили привязь, Точа о пристань тесаки.
Вдали за лодочной стоянкой В остатках сна рождалась явь. Венеция венецианкой Бросалась с набережных вплавь.
* В отступление от обычая восстанавливаю итальянское ударение - П. 1913, 1928 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, "Филин", 1993.
* * * Любить - идти,- не смолкнул гром, Топтать тоску, не знать ботинок, Пугать ежей, платить добром За зло брусники с паутиной.
Пить с веток, бьющих по лицу, Лазурь с отскоку полосуя: "Так это эхо?" - и к концу С дороги сбиться в поцелуях.
Как с маршем, бресть с репьем на всем. К закату знать, что солнце старше Тех звезд и тех телег с овсом, Той Маргариты и корчмарши.
Терять язык, абонемент На бурю слез в глазах валькирий, И, в жар всем небом онемев, Топить мачтовый лес в эфире.
Разлегшись, сгресть, в шипах, клочьми Событья лет, как шишки ели: Шоссе; сошествие Корчмы; Светало; зябли; рыбу ели.
И, раз свалясь, запеть: "Седой, Я шел и пал без сил. Когда-то Давился город лебедой, Купавшейся в слезах солдаток.
В тени безлунных длинных риг, В огнях баклаг и бакалеен, Наверное и он - старик И тоже следом околеет".
Так пел я, пел и умирал. И умирал и возвращался К ее рукам, как бумеранг, И - сколько помнится - прощался. 1917 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, "Филин", 1993.
* * * Быть знаменитым некрасиво. Не это подымает ввысь. Не надо заводить архива, Над рукописями трястись.
Цель творчества - самоотдача, А не шумиха, не успех. Позорно, ничего не знача, Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства, Так жить, чтобы в конце концов Привлечь к себе любовь пространства, Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы В судьбе, а не среди бумаг, Места и главы жизни целой Отчеркивая на полях.
И окунаться в неизвестность, И прятать в ней свои шаги, Как прячется в тумане местность, Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу Пройдут твой путь за пядью пядь, Но пораженья от победы Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой Не отступаться от лица, Но быть живым, живым и только, Живым и только до конца. 1956 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
НОЧЬ Идет без проволочек И тает ночь, пока Над спящим миром летчик Уходит в облака.
Он потонул в тумане, Исчез в его струе, Став крестиком на ткани И меткой на белье.
Под ним ночные бары, Чужие города, Казармы, кочегары, Вокзалы, поезда.
Всем корпусом на тучу Ложится тень крыла. Блуждают, сбившись в кучу, Небесные тела.
И страшным, страшным креном К другим каким-нибудь Неведомым вселенным Повернут Млечный путь.
В пространствах беспредельных Горят материки. В подвалах и котельных Не спят истопники.
В Париже из-под крыши Венера или Марс Глядят, какой в афише Объявлен новый фарс.
Кому-нибудь не спится В прекрасном далеке На крытом черепицей Старинном чердаке.
Он смотрит на планету, Как будто небосвод Относится к предмету Его ночных забот.