домашним, чтоб смеялась ты и плакала со всеми.
Как бы мне сейчас хотелось ускользнуть туда,
в начало, к тем ребятам уходящим приобщиться. И с тобою так расстаться у дунайского причала, чтоб была еще надежда воротиться. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
* * * На полотне у Аллы Беляковой, где темный сад немного бестолковый, где из окна, дразня и завораживая, выплескивается пятно 1000 оранжевое, где все имеет первозданный вид и ветви как зеленая оправа, где кто-то бодрствует, а кто-то спит в том домике, изображенном справа,там я бываю запросто в гостях, и надобности нет о новостях выспрашивать дотошно и лукаво. По лесенке скрипучей в сад схожу и выгляжу, быть может, даже хмурым; потом сажусь и за столом сижу под лампою с зеленым абажуром. Я на виду, я чем-то удручен, а может, восхищен, но тем не мене никто, никто не ведает,
о чем я размышляю в данное мгновенье, совсем один в той странной тишине, которою вселенная объята... И что-то есть, наверное, во мне от старого глехо* и от Сократа.
* Крестьянин (груз.) Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
* * * Сколько сделано руками удивительных красот! Но рукам пока далече до пронзительных высот, до божественной, и вечной, и нетленной красоты, что соблазном к нам стекает с недоступной высоты. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
* * *
А. Кушнеру
Хочу воскресить своих предков, хоть что-нибудь в сердце сберечь. Они словно птицы на ветках, и мне непонятна их речь.
Живут в небесах мои бабки и ангелов кормят с руки. На райское пение падки, на доброе слово легки.
Не слышно им плача и грома, и это уже на века. И нет у них отчего дома, а только одни облака.
Они в кринолины одеты. И льется божественный свет от бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
ПРИМЕТА
А. Жигулину
Если ворон в вышине, дело, стало быть, к войне.
Чтобы не было войны, надо ворона убить. Чтобы ворона убить, надо ружья зарядить.
А как станем заряжать, всем захочется стрелять. Ну а как стрельба пойдет, пуля дырочку найдет.
Ей не жалко никого, ей попасть бы хоть в кого, хоть в чужого, хоть в свово.. Во, и боле ничего.
Во, и боле ничего. Во, и боле никого. Кроме ворона того: стрельнуть некому в него. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
* * * Черный ворон сквозь белое облако глянет значит, скоро кровавая музыка грянет. В генеральском мундире стоит дирижер, перед ним - под машинку остриженный хор. У него - руки в белых перчатках. Песнопенье, знакомое с давешних пор, возникает из слов непечатных.
Постепенно вступают штыки и мортиры значит, скоро по швам расползутся мундиры, значит, скоро сподобимся есть за двоих, забывать мертвецов и бояться живых, прикрываться истлевшею рванью... Лишь бы только не спутать своих и чужих, то проклятья, то гимны горланя.
Разыгрался на славу оркестр допотопный. Все наелись от пуза музыки окопной. Дирижер дирижера спешит заменить. Те, что в поле вповалку (прошу извинить), с того ворона взоров не сводят, и кого хоронить, и кому хоронить непонятно... А годы уходят.
Все кончается в срок. Лишней крови хватает. Род людской ведь не сахар: авось не растает. Двое живы (покуда их вексель продлен), третий (лишний, наверно) в раю погребен, и земля словно пух под лопатой... А над ними с прадедовых самых времен черный ворон, во всем виноватый. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
ДЕРЗОСТЬ, ИЛИ РАЗГОВОР ПЕРЕД БОЕМ - Господин лейтенант, что это вы хмуры? Аль не по сердцу вам ваше ремесло?
- Господин генерал, вспомнились амуры не скажу, чтобы мне с ними не везло.
- Господин лейтенант, нынче не до шашней: скоро бой предстоит, а вы все про баб!
- Господин генерал, перед рукопашной золотые деньки вспомянуть хотя 689 б.
- Господин лейтенант, не к добру все это! Мы ведь здесь для того, чтобы побеждать...
- Господин генерал, будет нам победа, да придется ли мне с вами пировать?
- На полях, лейтенант, кровию политых, расцветет, лейтенант, славы торжество...
- Господин генерал, слава для убитых, а живому нужней женщина его.
- Черт возьми, лейтенант, да что это с вами! Где же воинский долг, ненависть к врагу?!
- Господин генерал, посудите сами: я и рад бы приврать, да вот не могу...
- Ну гляди, лейтенант, каяться придется! Пускай счеты с тобой трибунал сведет...
- Видно, так, генерал: чужой промахнется, а уж свой в своего всегда попадет. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.
* * * Читаю мемуары разных лиц. Сопоставляю прошлого картины, что удается мне не без труда. Из вороха распавшихся страниц соорудить пытаюсь мир единый, а из тряпья одежки обветшалой блистательный ваш облик, господа. Из полусгнивших кружев паутины вдруг аромат антоновки лежалой, какие-то деревни, города, а в них - разлуки, встречи, именины, родная речь и свадеб поезда; сражения, сомнения, проклятья, и кринолины, и крестьянок платья... Как медуница перед розой алой фигуры ваших женщин, господа... И не хватает мелочи, пожалуй, чтоб слиться с этим миром навсегда. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.