И когда польются слезы в сто ручьев, Зандеруд с его ручьями вспоминай!
Тайн своих, Хафиз, не выдай, - и друзей, Их скрывавших за замками, вспоминай!
* * *
В царство розы и вина - приди! В эту рощу, в царство сна - приди!
Утиши ты песнь тоски моей: Камням эта песнь слышна! - Приди!
Кротко слез моих уйми ручей: Ими грудь моя полна! - Приди!
Дай испить мне здесь, во мгле ветвей, Кубок счастия до дна! - Приди!
Чтоб любовь дотла моих костей Не сожгла (она сильна!), - приди!
Но дождись, чтоб вечер стал темней! Но тихонько и одна - приди!
* * *
Мне вечор музыкант, - да утешится он! Дух свирелью смутил, дух мой ввергнул в полон. Всей чоскою людской тосковала свирель. И на мир ниспадал ее трепетный стон. Но предстал предо мной виночерпий, чей лик Словно солнце сиял, мглой кудрей окаймлен. Он восторг мой постиг, он подлил мне вина, И я молвил, ища в чаше сладостный сок:
"Ты от зла бытия избавляешь меня, И да будет к тебе милосерд небосклон!"
Для Хафиза в хмелю Кеяниды - ничто: Ячменя не ценней жемчуга их корон.
* * *
Едва с востока пиалы солнце вина улыбнется, О кравчий, на твоих щеках сотня тюльпанов зажжется. Порывы ветра расплетут снопик цветов благовонных: В лугу весеннем в тот же миг свежесть его разольется.
Про ночь, что разлучила нас, речью людской и не расскажешь: Начнешь ту повесть, - сотней книг свиток ее развернется.
На звездный клад, что с высоты манит тебя, не надейся: Вез сотни мук, трудов, скорбей звездочка нам не дается.
Коль ветерок с твоих кудрей тронет могилу Хафиза, Мой прах вздохнет сто тысяч раз прежде, чем в вечность
вернется.
* * *
Шепни той нежной газели, о ветер утренних рос, Что рок любовной разлуки меня в пустыню занес. Не жаль тебе попугая, что любит сахар клевать, О ты, сластей продавщица, будь вечен блеск твоих кос! Когда беседуешь с другом и чашу полнишь вином, Вздохни хоть раз о влюбленном, чей кубок солон от слез! Ужель гордыня прекрасных мешает розе моей Порой о бедном безумце задать небрежный вопрос? В силок сердечности милой попасться может мудрец, Но птиц разумных не ловят сетями нежных волос! Увы! зачем не нашел я участья кроткого в той, Чей лик луной засветился, чей стан тростинкой возрос? Других изъянов не знаю в живой твоей красоте, Увы, неверность и черствость присущи лучшим из роз! Хотя б в отплату за счастье, за милость щедрой судьбы, Вздохни хоть раз о далеком, чей дом - пустынный утес!
Слова любовные в небо метнул Хафиз. Мудрено ль, Что там под пенье Венеры пустился в пляску Христос?
Долго ль пиршества нам править в коловратности годин? Мы вступили в круг веселый. Что ж? Исход у всех один. Брось небесное! На сердце буйно узел развяжи: Ведь не мудрость богослова в этом сделает почин. Не дивись делам превратным, колесо судеб земных Помнит тысячи рассказов, полных тысячью кручин. Глину чаш с почетом трогай, знай - крупинки черепов И Джамшида и Кубада в древней смеси этих глин. Кто узнал, когда все царство Джама ветер разметал? Где Кавус и Кей укрылись, средь каких они равнин? И теперь еще я вижу: всходит пурпурный тюльпан Не из крови ли Фархада в страсти к сладостной Ширин? Лишь тюльпан превратность понял: все он с чашею в руке, В час рожденья, в час кончины! - нет прекраснее кончин. Поспешай ко мне: мы скоро изнеможем от вина. Мы с тобою клад поищем в этом городе руин. Ведай, воды Рукнабада и прохлада Мусаллы Говорят мне, что пускаться в путь далекий пет причин. Как Хафиз, берись за кубок лишь при звуке нежных струн: Струны сердца перевиты нежной вязью шелковин.
* * *
На сердце роза, на губах лозы душистый сок. Владыка мира, в эту ночь ты раб у наших ног.
Гасите свечи! Ночь и так светла, как знойный день. Здесь в полнолунии своем тот лик, что тьму отвлек.
Коран вино дозволил пить, но ни к чему оно, Когда его не делишь с той, чье тело, как цветок.
Прикован взгляд к рубинам уст, к вращенью пенных чаш, В ушах журчащий говор флейт и песни звонкий слог.
* * *
Ты благовоний на пиру хмельном не разливай, Вдыхаю запах, что струит тяжелых кос поток.
Сластей ты мне не подноси: что сахар, пряный мед? Сладка лишь сладость губ твоих, что хмель вина обжег.
Пока храню на дне души жемчужину тоски, Мое убежище, мой дом - в притоне уголок.
Безумец - имя мне. Позор стал славою моей. Так почему ж безумье вы мне ставите в упрек?
Зря мухтасибу шлют донос: и он, подобно нам, Услады ищет на земле, обманывая рок.
Хафиз, ни мига без вина, ни часа без любви! Пора жасминов, время роз пройдут. Недолог срок!
* * *
Аллах назначил долю мне причастника утех. В вине, скажи мне, праведник, ужель ты видишь грех? От века человечеству назначено вино. Ужель в вину поставят мне в день судный винный мех?
Скажи святоше в рубище, что, засучив рукав, Рукой к чужому тянется, а мне внушает смех:
"Чтоб сбить с пути всех истинных служителей творца, Одел ты это рубище с узором из прорех".
Я раб гуляк, что в радости, не чуя рук и ног, Не чтут ни тот, ни этот свет, - столь ценные для всех.
Мой мрачен дух меж суфиев и мрачен в медресе. В притонах все желанное найду я без помех.
У нищих подаяния просить ли, о Хафиз? Пошлется лишь создателем делам твоим успех.
* * *
Нет! Подобных мне безумцев я в трущобах не найду! Дал в залог я рясу, бросил свой молитвенник в бреду.
А зарок виноторговцу дал я - более не пить, Не увидя пред собою ясноликую звезду!
Услыхав мой стих удачный, музыкант-христианин Молвил у дверей притона, где ютился он в саду: