1969
" Непонятно, как можно покинуть "
Непонятно, как можно покинуть
эту землю и эту страну,
душу вывернуть, память отринуть
и любовь позабыть, и войну.
Нет, не то чтобы я образцовый
гражданин или там патриот —
просто призрачный сад на Садовой,
бор сосновый да сумрак лиловый,
тёмный берег да шрам пустяковый —
это всё лишь со мною уйдёт.
Всё, что было отмечено сердцем,
ни за что не подвластно уму.
Кто-то скажет: «А Курбский? А Герцен? —
всё едино я вас не пойму.
Я люблю эту кровную участь,
от которой сжимается грудь.
Даже здесь бессловесностью мучусь,
а не то чтобы там где-нибудь.
Синий холод осеннего неба
столько раз растворялся в крови —
не оставил в ней места для гнева —
лишь для горечи и для любви.
1969
" Мне было жаль, что не поймет меня "
Мне было жаль, что не поймет меня
тот, кто ни разу с жизнью не прощался,
кто с нищею душой не возвращался
в родимый дом на грани мглы и дня.
Когда ночные тени за спиной,
когда в глазах и под глазами тени
и словно катафалка появленье
из-за угла машины поливной.
Когда на белом свете ни души,
все спят вповалку — даже постовые…
Как звонко разносили мостовые
мои шаги в светлеющей тиши!
Я шел и знал, что на моих губах
осела соль мгновений быстротечных,
иллюзии, развеянные в прах,
горячий пепел заповедей вечных.
Над головой светлели небеса,
а в голове едва дымилась груда
каких-то слов… Но птичьи голоса
вдруг раздались, неясные покуда.
Дохнуло ветром. Сладкий аромат
привянувшего липового цвета
ударил в ноздри. Середина лета.
Так вот в чем дело: скоро листопад!
Ах, эта жизнь! Печалюсь и люблю,
что красота сроднилась с безобразьем,
я заболел твоим разнообразьем,
а ты меня толкаешь в колею!
Как пахнут липы, влажные внутри,
как все смешалось: тонкий запах тлена,
и свежесть листьев, и дыханье ветра,
и розовое золото зари.
1969
" Как в далекие годы, опять "
Как в далекие годы, опять
ты погрузишься в гомон грачиный
и в беспамятстве будешь стоять,
окруженный весенней лощиной.
Как отчетливы трели синиц,
как сияет пушистая верба!
Падай наземь хоть навзничь, хоть ниц,
хочешь — в землю гляди, хочешь — в небо…
Звякнул колокол. Значит, пора
поклониться лесам и болотам,
значит, вновь повернула тропа
к человеческим вечным заботам.
Но в росе остывающий след
остается, и этого ради
хорошо появиться на свет
и, прощаясь, жалеть об утрате.
1969
" Поскользнулось копыто коня, "
Поскользнулось копыто коня,
мускулистое конское тело
напряглось, и подкова, звеня,
по обрыву в стремнину слетела.
Усмиряя невольную дрожь,
я подумал: любимец удачи!
Ты как можешь, как хочешь живешь
хорошо, что не хочешь иначе.
Что привык лошадям доверять,
что проверил седло и подпругу…
Чтобы душу свою не терять —
будь влюбленным в судьбу и разлуку.
Хоть немного, но выпало дней,
заклейменных печатью свободы!
Я когда-нибудь вспомню о ней,
вспомню эти бродячие годы.
Затоскую о воле своей,
о стремнинах, где пляшут форели,
где подковы моих лошадей
в синих реках давно заржавели…
1969
" Законы охотничьей жажды "
Законы охотничьей жажды
жестоки, а значит, не жаль,
что в алые нежные жабры
вонзилась колючая сталь.
У птицы в сиянии зноя,
у рыбы в сверканье ручья —
у каждого вольная воля,
у каждого доля своя.
Умоюсь водой ледниковой,
воды родниковой напьюсь,
в хмелю от свободы суровой
в зеленые травы свалюсь.
Под рокот реки засыпая,
увижу опять наяву,
как блещет форель золотая,
как бьется, кровавя траву.