[27.08.92]
Заберите меня отсюда,
раз я знаю, кого зову,
Заберите меня отсюда
в бесконечную синеву.
Этот мир мне, как жизнь, не нужен,
вы же можете долететь,
пусть бессмысленный путь заслужен,
пощадите, даруйте смерть!
Заберите — сквозь тьму и муки,
заберите, услышав зов,
окрыленные тьмою руки
меж мирами сорвут засов.
Полнолуния дожидаясь,
новолуние торопя,
как крыла, темноты касаюсь —
да услышите вы меня!
[3.09.92]
Я не нарушу равновесия миров,
я не коснусь тебя ни взглядом, ни рукой.
Пусть этот мир вокруг, как приговор суров,
мне нет пути отсюда в скорбный твой покой.
Кто мне покажет путь, окольный и глухой,
мне объяснит меня, найдет мои слова.
Но ослепительный, колючий и сухой
песок слепит глаза, откроешь их едва.
Личинка бабочки что знает о ветрах?
Что помнит бабочка о тяжести земли?
И сколько жизней мне идти сквозь тлен и прах,
чтобы глаза мои увидеть свет смогли?
Где я потеряна — затеряна в песке,
и сколько можно — по чужим следам в тупик?
Моей горячей, обескрыленной тоске
где вдруг откроется живительный родник?
Я не коснусь тебя, лишь голову склонив,
скользну по краю боли, что не мне принять
и встречу светлый взгляд, как всех ветров порыв,
и повернется время яростное вспять.
Мне ради этого все суждено пробить,
навылет — молнией, как тусклое стекло,
все вспомнить горестно и радостно забыть,
что бы в ладонях ярко вспыхнуло оно.
Я донесу его, дождись меня, дождись.
Я пронесу его сквозь все, чтоб научить,
и научиться, и познать — как свет и жизнь —
смягченный взгляд того, кто вспомнил, как любить…
Ты не ведал любви — такой,
ты был занят безмерно, слишком,
но придет она в твой покой,
как и в смертного сон мальчишки.
Не тревожься — в пути она,
я ее провожаю взглядом.
Мимо мира — или окна,
словно тень — далеко и рядом.
Что предсказано вам двоим,
оба знаете — как решились?
Ей идти через звездный дым
не надеясь на смерть и милость.
Ей идти, не сбавляя шаг,
все принять — и стрелу, и муку,
а тебе ее ждать, сквозь мрак
сон протягивая, как руку.
И любви вашей все же — быть!
И познать вам друг друга снова…
С чем рожденье ее сравнить —
лишь с рожденьем Вселенной новой.
[4–6.09.92]
Все боли принять, и все страхи понять,
весь мир в душе уместить,
и на ноги после подняться опять,
и слез не стирая — жить.
Свои и чужие дела и грехи
увидеть и осознать,
тогда то что пишешь и будет — стихи,
другого не стоит писать.
И слова изведав бесплотность и вес,
и горечь, и дивный мед,
по буковке взвешивать груз словес,
по строчке пускать в полет.
Пусть медные трубы ревут — но другим,
соблазны в твоей руке.
Познавшему мир фимиама дым —
как капля дождя — реке.
И знанье войдет в тебя, будто удар,
прозреет ночная тьма…
До той же поры не растратить свой дар
себе помоги сама!
[12.09.92]
«Тебе не нужно любви моей…»
Тебе не нужно любви моей
и боли моей не надо.
Всего лишь мимо моих дверей
ночного пути прохлада,
всего лишь тихо скользнула тень,
всего лишь стрелой задело…
А как я встречу встающий день
ты скажешь: «А что за дело?»
И снова слов не смогу найти,
прощенья просить, прощаясь,
и буду видеть тебя — в пути,
с юлою Земли вращаясь,
и буду снова желать себе
любой непомерной платы,
чтоб вновь вернуться хоть раз к тебе,
и к черным ветрам крылатым.
Чугунной крышкой придавит быт,
и сны улетят туманом.
Здесь безнадежно тебя любить,
и кажется боль — обманом,
и перекресток путей опять
разводит миры все дальше.
И не сорваться, и не догнать
в скрипучей бескрылой фальши.
Прощай — безжалостно прикоснись
прохладной ладонью к векам,
и хоть однажды еще приснись
звездою — и человеком.