Стихи

Знатный слесарь (1948)

      Мимо рощи, мимо леса,
      Мимо быстрого ручья
      Шёл весьма известный слесарь
      Это, значит, братцы, я.

      Люди спросят гармониста,
      Слыша песенку мою:
      — Кто поёт так голосисто?
      Ну, а это — я пою.

      Нет приглядней и нарядней
      Парня в нашей стороне.
      Люди кланяются парню —
      Это, значит, братцы, мне.

      Ходит шёпот по народу:
      — На работу парень смел.
      Пятилетку за два года
      Перевыполнить сумел.
      И народ не удивился,
      Каждый сам себе сказал:
      — Он в ремесленном учился,
      Знатным слесарем он стал.

      Мы на слово верим песне.
      Мы живём и дружим с ней.
      В нашей славной и чудесной,
      Замечательной стране.

Просьба (1948)

      Домик ваш одноэтажный
      Опоясали ручьи.
      По дороге ходят важно
      Похудевшие грачи.

      Всё, как прежде, в вашем доме,
      До малейших пустяков.
      На столе — раскрытый томик
      Вам подаренных стихов.
      А на стареньком рояле…
      Что за поза! Что за вид!
      Посмотрите, не моя ли
      Фотография стоит?

      Ей давно уж тут не место.
      Не скрывайте, знаю я, —
      Вы теперь уже невеста,
      К сожаленью, не моя.

      К вам приходит каждый вечер
      Замечательный жених.
      Он такие знает речи,
      Что куда мне против них!

      Я ж приеду и уеду,
      Улечу на край земли…
      И не надо, чтобы следом
      Телеграммы ваши шли.

      Не пишите мне. Не надо.
      Я прошу вас об одном —
      Чтоб к берёзе, у ограды,
      Не ходили с женихом.

Малое Петрино (1950)

      Стою, как мальчишка, под тополями.
      Вишни осыпались, отцвели.
      Багряное солнце вдали, за полями,
      Коснулось родимой моей земли.
      Вечер. Свежо. А в садах, не смолкая,
      Соревнуются соловьи.
      Важных грачей пролетевшая стая
      Мирно уселась в гнёзда свои.
      Молчат петухи. Не мычат коровы.
      Мамаши ведут по домам ребят.
      Только где-то у дома Штарёвых
      Галки поссорились и галдят.
      Ночь наступила, луна покатилась
      По косогорам в луга, в поля.
      А в доме напротив над книгой склонилась
      Русая девушка — песня моя.
      Ах, до чего она стала красивой —
      Ни в сказке сказать, ни пером описать.
      Танечка! Таня! Татьяна Васильевна!
      Я и не знаю, как вас назвать.
      Вы выходите утром из дома,
      В руках — тетради и чертежи.
      И, словно как в детстве, знакомо-знакомо
      Над вашим домом летают стрижи.
      У вас государственный нынче экзамен,
      Светится гордость в глазах озорных.
      А я восхищёнными вижу глазами
      Русую девушку песен моих.
      Не был я в жизни ни скрытным, ни ветреным,
      Песни я пел, ничего не тая.
      Милое, милое Малое Петрино!
      Детство моё! Юность моя!
      Стою, как мальчишка, под тополями.
      Вишни осыпались, отцвели.
      Багряное солнце вдали, за полями,
      Вновь коснулось моей земли.

Владимирка (1950)

      Стой, шофер! Открывай кабину!
      Сердце радо родным местам.
      Здесь известную всем картину
      гениальный писал Левитан.
     …Бесконечное русское поле.
      Солнцем выжженная трава.
      У ромашки от скорбной доли
      наклонилась к земле голова.
      И по этой равнине убогой
      раскалённая добела
      арестантская горе-дорога
      на картине его легла.
      Нет! «Владимирка» не такая,
      не в пожухлых цветах и тоске:
      рожь к её подступает краю —
      сорок зерён в одном колоске.
      Проплывают вдали комбайны,
      сытным злаком набив зобы,
      и уходят в простор бескрайний,
      осторожно шагая, столбы.
      Но художник здесь видел другое…
      Где-то в синем просторе дорог
      колокольчик звенит под дугою,
      словно в поле дубок одинок.
      Кто там едет дорогой печальной
      и о ком так скорбит бубенец?
      Может, это писатель опальный?
      Может, спившийся на смерть купец?
      Путь безрадостный, слёзный, долгий
      не считая пройти за труд,
      души страждущие — богомолки
      в храмы древние здесь бредут.
      Костылями стуча в селеньях,
      исчезают они во мгле,
      чтоб спросить в небесах спасенья,
      коль отказано в нём на земле.
      Под ногами земля, как пепел,
      и морщинистый след в пыли.
      Здесь колодников звонкие цепи
      трижды проклятый путь мели.
      Нет! «Владимирка» не такая!..
      С горизонтом сливаясь вдали,
      низко кланяется золотая
      рожь хозяевам этой земли.
      По сверкающему асфальту
      мчат машины. — Посторонись!
      На полуторке звонким альтом
      про Катюшу поёт гармонист.
      Из какого же он колхоза?
      Может, едет на праздник к нам?
      И под музыку пляшут берёзы,
      взявшись за руки, по сторонам.
      Пусть же новый напишет художник
      вновь Владимирку нашу так,
      словно век животворный дождик
      орошал этот древний тракт.
      И чтоб каждый на ней заметил, —
      впереди, украшая пейзаж,
      в город едет на нашей «Победе»
      председатель колхоза наш.