Выбрать главу
Гостей из этой дали дальней Встречаю, обращаясь в слух, Беседуем мы с ними в спальне, Пока не закричит петух.
Другие странствуют по свету, Пять океанов, миль не счесть… Сто лет от вас ни строчки нету! И живы ли еще? Бог весть…
Сиротство так сродни покою, Живу, печалью осиян. Друзья, что навсегда со мною, Вы — осень, трубка, океан!
Когда застынет кровь в ознобе И я закончу путь земной В украшенном, добротном гробе, Подруга трубка, будь со мной!
Сиделка, ты меня устроишь, Обрядишь и проводишь в путь, И коль глаза мне не закроешь, Не страшно! Только не забудь:
Пускай моя подруга трубка Лежит со мною, в головах. Набей ее полней, голубка, Табак «Голд флай» — я им пропах…
Дружок, ну как отель «Могила»? Комфорт неважный в номерах? С тобой и здесь устроюсь мило, Забуду, что теперь я прах…

Коимбра, 1889

Красная лихорадка

Ах, розы винные! Откройтесь мне до донца! Целую вашу грудь, о, как она сладка! Хмелею все сильней: я пью настой из солнца — О, этот терпкий вкус последнего глотка!
Цветки кровавых роз, откройте грудь смелее, И запаха волна долины наводнит: Офелий лунный лик, в речной струе белея, В том запахе живет, поет, влечет, манит…
Камелии, чуть-чуть вы губы отворите: Луне, одной луне, — томленье ваших чаш! Мне, наперстянки, яд пунцовый подарите, Тюльпаны, дайте мне багряный гений ваш…
Ах, маки, я сражен, и вы — мой сон бредовый, И я пчелой вопьюсь в безумно-красный рот. Мой улей я создам, о, это дом медовый: Жестокой жажды жар… пунцовый сумрак сот…
Вы, астры, щеки мне раскрасьте в цвет коралла, Чтоб кровью молоко и оникс лалом стал. Так после боя всё в крови густой и алой, Снаряды и сердца: кровоточит металл…
Я страстоцвет молю, молю средь тьмы хулящей: Раскрой же лепестков истерзанную плоть, Ты, ярость цвета, ввысь извергни огнь палящий! О, красный хохот язв и мук твоих, Господь…
Цветы раскалены — дымящие вулканы! О, лавою своей натрите вы меня! Во мне звучит оркестр из ваших гимнов тканый, О, дайте силы мне! О, дайте мне огня!
О, дайте крови мне: пусть кровоток цветочный В моих сосудах жизнь блаженно разольет! В них крови нет своей, они бесцветны, точно Печаль в них обжилась, на всем ее налет…
Не скрыть больной души, но есть одна отрада. Цветы! Как встречу вас, скачу, повеселев! И кровь тогда бурлит подобьем водопада, И вою, и реву, томимый жаждой лев!
Врезаюсь в небосвод, где звездная дорога, Где Бесконечность льет кипящим серебром, И завершу полет у стоп пресветлых Бога Из катапульты ввысь заброшенным ядром.
Люблю я красный цвет! Пусть гостия заката Рассеет скуку мне, сожжет печаль дотла… Но в миг, когда душа беспамятством крылата, Шарлотта, мой цветок! Она бела, бела…

Леса-да-Палмейра, 1886

Мальчик и юноша

Жасмина ветвь, навек — душиста и бела, Осталась в прошлом, там, в немеркнущей долине. Вы, над моей судьбой простершие крыла, Голубки детства, где я отыщу вас ныне?
Я думал: вечен день, не одолеет мгла Слоновой кости блеск от башни в ясной сини. Фантазия моя в той башне берегла Плененный лунный блик и все мои святыни.
Но птицы детства прочь умчались от земли, Растаяли вдали, как золотые склоны, И лунные лучи из башни утекли…
Напрасно я кричу голубкам белым вслед, Летят ко мне назад на крыльях ветра стоны: Их больше нет, сеньор! Голубок больше нет!

Леса-да-Палмейра, 1885

Под влиянием луны

Вновь осень. Воды дальние горят: То солнца бриг пылает, умирая. О, вечера, что таинства творят, Что вдохновеньем полнятся до края.