Выбрать главу
Столица твой образ бесценен, Но, в вихре враждебных начал С монгольскими скулами Ленин Твою красоту развенчал.
И смотрит чухонское небо, Белесою ночью и днем, Как бронзовый всадник от гнева Низринулся в бездну с конем.
1946

«Пусть ветер поет за окном…»

Пусть ветер поет за окном — Мы как-нибудь все же живем, Смеемся, поем иногда, Забыв, что уходят года. Заботой себя не тревожь — Все глупо, все пусто, все ложь… Сегодня целуй одного, А завтра забудешь его. Пусть будет он близок и мил, Но трудно любить средь могил… И ветер колотит крылом В пустой и разрушенный дом.
1946

«С тобой мне легче, потому что ты…»

Люшеньке

С тобой мне легче, потому что ты Сама страдаешь и поешь при этом, Мы оба терпкой грустью налиты, Как пруд осенний, бледным лунным светом.
С тобой вдвоем — я все перетерплю, Все позабуду, выпою, развею… Не потому ль назвал тебя я — Лю, Что полностью сказать: лю-блю — не смею?
1946

«Всегда со мной в работе иль покое…»

Всегда со мной в работе иль покое, На улице иль в комнате моей, Певучее и нежное такое, Созвучие из солнечных лучей.
Всегда во мне, как огненное пламя, Горящее бессменно день и ночь, Поющее в моей душе стихами, Зовущее все в жизни превозмочь
И в холоде, и в пламени, и в дыме И в ясности, и в сумерках, во сне Что может быть прекрасней и любимей, Чем это гармоническое имя, Поющее, живущее во мне.

Весна

Опять в окно заря         и воздух полон хмеля, Весенних запахов,         тревожащих мой сон… Я рву с календаря         последний день апреля, Как год назад в саду         рвал первых роз бутон. Так каждою весной         мы окна открываем, И, улыбаясь утренней заре, Доверчиво,         по детски, забываем, О том, что все, увы,         уходит в октябре.

«Я не первый с тобой, не последний…»

Я не первый с тобой, не последний, И не первая ты у меня, В этой чувственной нашей обедне Ночь закрыла сияние дня.
Оттолкни, оскорби, я не струшу, Знаю я, мой мучительный друг, То, что камни в усталую душу Попадают из ласковых рук.
1946

«Сегодня вечер ветреный и теплый…»

Сегодня вечер ветреный и теплый. Мы в этой комнате, от дыма голубой… Как хорошо мне в этой жизни блеклой Поговорить, любимая, с тобой…
Спит девочка, сложив ручонки, Жизнь и ее успела обокрасть… Давно ли ты сама была девчонкой, Совсем не думая про боль и страсть…
Забылось все, давно потухло пламя, И боли нет и страсти тоже нет. Целую я холодными губами Нет, не тебя, а детский твой портрет.
1946

«А письма все короче и короче…»

А письма все короче и короче, Все суше и неласковей слова… Я скоро доживу до сжатых строчек: «По-прежнему работаю, жива»…
Ты знаешь, мне и этого не надо, Привык один смотреть я из окна, Когда выходит осень за ограду, Смертельною желтухою больна.
Там где-то бьются в сумасшедшем ритме Чужие жизни в каменных мешках… И тянется рука невольно к бритве, А сердце ждет последнего прыжка.
Но толку нет в случайно вскрытой вене: Живи, топись, стреляйся, прыгай, пей — Ты ничего на свете не изменишь Ни жизнью и ни гибелью твоей.
Мир не заметит, солнце не погаснет, И пульс не остановится живой Когда один какой-то череп хряснет О выпуклые камни мостовой.
1946

«Я был плохим. Да, ты права, не спорю…»

Я был плохим. Да, ты права, не спорю, Был хуже всех — отцов, мужей, людей. Я не сочувствовал чужому горю И не искал сочувствия нигде.
Я не старался с этой жизнью ладить, И спорить с ней я тоже не хотел, Писал не денег и не славы ради, Писал тебе… Я просто жил и пел.
Я совершал ошибку за ошибкой, Не различал ни в чем добра и зла, Склоняясь только пред твоей улыбкой, Пред отблеском обманного тепла.
Ни прошлое меня не волновало, Ни будущее — что мне времена, Когда заря над городом вставала Из одного, из твоего окна.
Я знал, что жизнь встает с другим рассветом, И все цветет от солнечных лучей, Но для тебя я забывал об этом, И для тебя я был всегда ничей.
И вот теперь, когда закрылся ставень, И нечем жить, и улица темна, Ты не имеешь права бросить камень В того, кто пел у твоего окна.
1947

«Здесь Тютчев жил, здесь он встречался с Гейне…»