Но есть и те, что недосказаны,
Хотелось и не мог сказать —
Они с душой и сердцем связаны,
Их в словаре не отыскать…
Они сто раз не повторяются,
Как будто старое клише,
В одной душе они рождаются,
Чтоб умереть в другой душе.
«“Звереныш”! Злое слово оброня…»
«Звереныш»! Злое слово оброня
Так разговор со мной ты заключила…
Но ты сама ведь нежного, меня
К звериной страсти этой приучила!
Звереныш спал. Быть может, спал бы век.
Кто ж виноват, что первыми зажглися
Твои глаза из под холодных век
И пошатнулась ветхая кулиса?
Любя, приносит жертвы Человек,
Но самку хочет зверь без компромисса,
Когда она его сама зажжет…
Лжет человек! Зверь никогда не лжет!
«Я сквозь шутливые слова…»
Я сквозь шутливые слова
Иные чувствую напевы:
Быть может, вы в созвездье Льва
Стремитесь из созвездья Девы?
А я, как прежде, на Весах
Качаясь вправо или влево,
Забыл мечтать о чудесах,
Но продолжаю верить в Деву.
Я верю даже, хоть смущен,
Глядя сквозь радужную призму,
Когда вечерний телефон
Совсем другой причиной вызван.
Что это — шутка, иль каприз?
И чью то фразу вспоминаю:
— Глаза, опущенные вниз,
Поведать правду избегают… —
«Ты помнишь дни: мы были вместе…»
Люшеньке
Ты помнишь дни: мы были вместе,
Нас обручила боль потерь.
К тебе — одной — моей невесте
Опять вернулся я теперь.
То расставались мы, то снова
Наш путаный встречался след.
Но никому такого слова
Я не сказал за десять лет.
В душе навек осталось место,
Куда других я не пускал,
И ни одну из них «невеста»
Я никогда не называл.
Любил я много ль, или мало,
Бывал ли нежен, или груб,
Но это слово не слетало
С моих, тебя любивших, губ.
Все мимолетное остыло,
Я обо всех давно забыл,
Но самой нежной, самой милой
Я никогда не изменил.
«От угла до угла — так всю ночь до рассвета…»
От угла до угла — так всю ночь до рассвета,
Так и жизнь проблуждал — от угла до угла.
Если встретил кого то, то правда ли это?
И не можешь ответить: была, не была?
Да и ты никогда не была, не любила,
На мгновенье прижалась к губам, и ушла…
Только розы в саду, только желтая вилла,
Только шорох шагов — от угла до угла!
«Ты отошла, но больше от себя…»
Ты отошла, но больше от себя,
Чем от меня… и не хотела ранить,
Но обо всем, что было у тебя
Ценней любви, в душе осталась память.
При встрече ты себе и мне солжешь,
В подобной лжи всегда у слабых — сила,
Но… ты ко мне когда-нибудь придешь,
Придешь, как ни к кому не приходила.
«Расстались, поссорились. Стало вчерашнее…»
Расстались, поссорились. Стало вчерашнее
Не больно, не нужно. Обиды, заботы…
Я скоро забуду, откуда ты, кто ты…
Конец разговорам, звонкам телефонным,
Лишь осень с ее надоедливым стоном,
Местами багряна, местами желта —
Такая, как раньше, и все же не та.
«Ни слова, ни взгляда…»
Ни слова, ни взгляда,
И даже улыбки не надо,
Я сердцу остынуть велю…
Молчать, уклоняться,
Чтоб только ему не сорваться,
Случайному слову: люблю.
А после в бессонные ночи
Какие то несколько строчек
Сведут все желанья к нулю…
Ни слова, ни взгляда —
А может быть, это и надо:
Любить, не сказавши: люблю.
«Все предадут, все отвернутся…»
Все предадут, все отвернутся,
Всё потеряешь навсегда,
И не успеешь оглянуться,
Как отойдут твои года…
И ощутив, что путь твой пройден,
Как будто в несколько минут,
Ты станешь, наконец, свободен
От всех своих житейских пут.
И станут склепом неба своды,
И чёрной пропастью земля
От этой неживой свободы,
Сдавившей горло, как петля.
«На перекрестке двух трамвайных линий…»
На перекрестке двух трамвайных линий
В вагонах разных встретились мы раз.
Я не узнал твоих когда-то синих,
Меня когда-то потрясавших глаз.
Ни поклониться, ни разговориться
Я не хотел… и как, через стекло?
Ведь это же ушедшая страница,
Ее не перепишешь набело.
О чем сказать? О тайнах, что не тайны
По эту сторону добра и зла?
На перекрестках много встреч случайных…
Трамвай прошел, как наша жизнь прошла…
Сольвейг
Твой отчий дом — седая Рига,
А не Норвегия, но пусть…
Ты Сольвейг Ибсена и Грига,
Величье Севера и грусть.
Вступая в жизнь, подобно многим,
Ты имя Сольвейг не забудь,
И с солнечной своей дороги
Не поверни на торный путь.
И средь людского лабиринта
Будь верной сердцу своему,
Как та, любившая Пер Гинта,
И все простившая ему!