Стихотворения разных лет
Октябрь
Мне сегодня и прошлое даже не в тягость, —
Я живу, ничего не коря,
Я художник, влюбленный в осеннюю благость
Утомленных шагов Октября.
Я сегодня не верю ни снам, ни рассказам
Про глубинные тайны морей,
Потому что нигде, никаким водолазам
Не увидеть таких янтарей.
В переливах его умирающих красок
Сочетались и были и сны…
В трепетанье листвы — возрождение плясок
Позабытой античной страны.
А когда он разметет по мертвым бульварам
Отгоревшее пламя огней —
Я, исполненный новою болью о старом,
Растворюсь в сумасшествии дней.
Фига — нациям
Мы разбрелись по свету молча.
Зимой гуляем налегке,
И хмуро носим паспорт волчий
Под самым сердцем, в пиджаке…
Во славу Нансена — патрона
Не принимают нас нигде…
Чуть что: «объявлен вне закона»,
Живи, где хочешь, хоть в воде.
И Лига Наций безмятежно
На нас в очки свои глядит
И шепчет вдумчиво и нежно:
«Ах, эмигранты, что за вид…
Как трудно бедным им живется
На крестном беженском пути,
Пока России нет, придется
Ей-ей придется их спасти».
И вот «спасают» год десятый…
А эмигрант все так же гол,
И в жизни беженской, треклятой,
Нигде покоя не нашел.
Зимой и летом без работы,
А коль работа, то за грош…
Ей Богу, в арестантских ротах
Режим был более хорош.
И вот средь этих пертурбаций,
Я не постигну одного:
Что совершила Лига Наций,
Спасла кого и от чего?
Быть может, я наивен слишком,
Имею узкий кругозор
И скрыл крахмальною манишкой
Своей отсталости позор,
Но все же должен я сознаться,
Что очень трудно уяснить:
Зачем кричать и надрываться, —
Чтоб миру фиги подносить?
Я понимаю, в дни банкротства,
Когда назад заметен след,
Полезно очень плодоводство,
Но вряд ли нужно столько фиг.
И, если фрукты для экспорта
Подобны нашим паспортам,
Кто хочет фиг такого сорта?
Пусть Нансен кушает их сам.
Конечно, накормить страдальцев
Прекрасный благородный жест,
Но… комбинации из пальцев
Никто, я думаю, не ест.
В конце концов придется Лиге,
При положении таком,
Распространив по свету фиги,
Самой прикрыться их листком.
Молитвы
Оруженосец просит Бога
О шпорах рыцаря. Поэт
Желает, чтоб вельможа строго
Не осудил его сонет.
О красной шапке кардинала
Епископ молит у Христа,
Моряк — чтоб бури не бывало,
И пропитанья — Нищета;
Король — победы над вассалом,
Вассал — суда над королём.
Желанья в сердце самом малом
Упорствуют, как и в большом.
И шлёт упрямые молитвы
Барона старого жена,
Чтоб не погиб любовник в битве,
Весёлый, юный, как она.
Осенний сад
Как в музей, вхожу в осенний сад
Посмотреть на тихий листопад.
Точно ряд старинных гордых зал,
Сад торжествен. Бронзовый овал
Упадёт, блеснув и прошуршав,
И найдёт забвенье в стеблях трав.
И такая в строгих залах тишь,
Что, величьем усмирён, стоишь.
Всюду пряно дышит старина
И томит, баюкая, она.
Любопытствуя, гляжу вокруг,
Как на древний панцирь, веер, лук,
На оранжево-крылатый клён,
На ряды ветвистые колонн,
На пруда застывший малахит,
На тропу, где вялый лист лежит.
Ты такие слышала слова
В час свиданий, старая листва?
Ты что видел, мутноокий пруд,
В летний вечер, притаившись тут?
Опять зима
Опять зима; повсюду снежный иней
Свою седую мантию простер,
Но красота и четкость строгих линий
Чужого города не радуют мой взор.
И если пленному уйти нельзя мне
В твою тайгу, далекая Сибирь,
То и не в эти чуждые мне камни
Заключена душа, как в монастырь.
Она иной окована оправой
И вкраплена давно в иной гранит,
Где град Петра, пустынно — величавый,
Твое величье, родина, хранит.