Шум площадей твоих уже коснулся нас,
И хлеба твоего отсюда запах слышен.
На улицах твоих гремит: «В Последний
час»,
И люди головы приподнимают выше!
И телеграфные столбы всю ночь, весь день
Колдуют, душу жгут одним
предназначеньем:
— К тебе! — сквозь ропот рощ и дрему
деревень
По снежным, до небес поднявшимся
ступеням.
Мы к ночи думаем уже в Рязани быть,
От позывных твоих проснуться в час
рассветный…
Уже невмоготу мне песий впрок копить,
Нет сил тебя так жаждать безответно!
1942
Во сне я видел мать
Пер. А. Ревич
Светает за окном… Доехать бы скорее!
Мне слышен стук колес… Уже не
задремать.
Во сне я видел мать, и на душе светлее,
Мне так легко всегда, когда приснится
мать.
Шлагбаум за окном. А строй гусей гогочет,
Нетерпеливо ждет, пока пройдет состав.
Бежит локомотив и тянет дыма клочья,
Дремоту гонит прочь, протяжно засвистав.
О, сколько сотен верст в дороге я измерил,
О, сколько долгих дней она меня трясла!
Приснилась мне Москва. Входила мама в
двери,
Горячие коржи в переднике несла…
Ни слова не сказав, в глаза взглянула
прямо, —
Должно быть, поняла: совсем другим я
стал…
И оборвался сон… Ответь мне: где ты,
мама?
Все тише стук колес. В окне плывет вокзал.
1942
Доброй недели, мать!
Пер. В. Потапова
1
Кричали они: — От костра зажжешь ты
субботний светильник! —
Чего же еще ожидать от лютых своих
палачей?
Неужто ей станет желать «счастливой
субботы» насильник?
Потупившись, женщина шла и не
подымала очей.
Суббота, как тень, в городок задворками
кралась уныло.
Веселая россыпь огней её не встречала
теперь.
Но женщина свечи зажгла и веки руками
прикрыла.
И в это мгновенье враги прикладами
вышибли дверь.
Глазами закрытыми путь она увидала свой
тяжкий
Бесстрастные дула врагов угрюмо глядели
сквозь мглу.
И красноармейской звездой с отцовской
забытой фуражки.
Беспечно и звонко смеясь, ребенок играл на
полу.
К священному лону тогда фашисты дитя
привязали.
По улицам узким во тьме зловеще гремели
шаги.
По улицам этим ее когда-то к венцу
провожали.
— Моленье твое у костра свершится, —
сказали враги.
2
Ей руки потом развязать решили, смеясь,
палачи:
Как ветвь семисвечника пусть раскинется
пламя упрямо.
…Искала сожженная мать звезду в
непроглядной ночи:
Должно быть, пора прочитать молитву
«Господь Авраама».
Обуглились ноги ее и тлели в горячей золе.
То было в дощатом хлеву… Светились
глазницы пустые.
И, как на пути в Вифлеем, сквозь стреху
мерцало во мгле
Зеленое пламя звезды, и ясли стояли
простые.