Ты, домик-сиротиночка,
Затекший плачем весь,
Я был тобой лишь вымечтан,
Я вовсе не жил здесь!
Вставай, заря, меня вести,
Всех жаждущих пои!
Нас ждут в высокой зависти
Ровесники мои…
На низком встал пороге я
И вскинул парус свой…
Прощайте, дни убогие,
И здравствуй, мир живой!
1919
Стертые циферблаты
(1920–1929)
«Радио — в мир, радиовесть!..»
Пер. Д. Маркиш
Радио — в мир, радиовесть!
Московской Царь-пушки радиорев!..
От порога к порогу, из веси в весь,
От моря к морю.
Над морем крови, без звона бронзы, —
Камнем из кратера — громом грозным —
Алая телеграмма, своды рушь!
Лети, радиорык!
Сверкайте, десять заповедей душ!
На небо — алого шелка заплаты,
И провода — рвать,
И залепить бумагой циферблаты!
От моря к морю,
От порога к порогу, из веси в весь, —
Московской Царь-пушки радиорев:
Радио — в мир, радиовесть.
Варшава, 1922
На постоялом дворе
Пер. Р. Сеф
За субботним столом, словно царь,
восседает хозяин,
И двенадцать сынов, как двенадцать
библейских колен.
— Я, как раб ханаанский, пахал и
снимал урожаи,
Как еврей и отец, делал все, что нам
бог повелел.
Вот такой, какой есть, все на свете
я делать умею:
И доить, и ковать, и уладить базарный
скандал.
Я трудился и ездил; я видел, поверьте
еврею,
И Париж и Нью-Йорк, и в Одессе я тоже
бывал.
В хрен макает он белую халу,
сопит и чихает,
И, размазавши слезы, которых не может
унять,
Говорит: «Хрен в субботу — ведь это же
радость какая,
Все равно что — страничку Талмуда
прочесть и понять.
А мои сыновья? Я всегда их воспитывал
честно,
И прошу я вас, пан, объясните,
пожалуйста, мне:
Я приучен к любому труду, так найдется
ли место
Для такого, как я, в вашей новой,
Советской стране?»
Варшава, 1923
«Дом богоматери…»
Пер. П. Антокольский
Дом богоматери, какой ты грусти полон?
О чем колокола мечтают, замолчав?
Химерам скрюченным, двуполым и бесполым,
Какие оргии мерещатся в ночах?
Звучит под сводами шаг импотента янки.
Он в роговых очках. Он страстный
антиквар.
Он думает о том, не взять ли в
содержанки
Твою историю. Он оценил товар.
Он так почтителен к твоим великолепьям,
К разлету этих дуг и ромбам симметрий.
Он смотрит, как болван, на известковый
пепел,
Листает Библию и час, и два, и три.
Не сбросить ли химер с твоих рогатых
вышек?
Вниз туча извести и щебня полетит.
Десяток этажей надстроить, чтобы вышел
Бетонный небоскреб, его отель «Сплендид».
Над мертвым кораблем стервятником бы
взвиться:
Гей, Квазимодо, бей в колокола скорей!
Химерам хочется забредить в огневице
Голгофами горбов и зельями кудрей.