Гонвил
А если я тебе скажу, что Стеллане умерла?
Эдмонд
Да! Вот она — ступеньначальная… Ударом лжи холоднойты вырвать мнил всю правду о любви.Подослан был тот рыжий, твой приятель,ты мне внушил — сперва чужую смерть,потом — мою, чтоб я проговорился.
Так, — кончено: подробно восстановлениз сложных вероятностей, из хитрыхдогадок, из обратных допущенийзнакомый мир… Довольно, не трудись,ведь все равно ты доказать не можешь,что я не мертв и что мой собеседникне призрак. Знай — пока в пустом пространствееще стремится всадник, вызываювозможные виденья. На могилуслетает цвет с тенистого каштана.
Под муравой лежу я, ребра вздув,но мысль моя, мой яркий сон загробныйеще живет, и дышит, и творит.Постой, куда же ты?
Гонвил
А вот сейчасувидишь…
(Открывает дверь на лестницу и зовет.)
Стелла!..
Эдмонд
Нет… не надо… слушай…мне почему-то… страшно… Не зови!Не смей! Я не хочу!
Гонвил
Пусти, рукавпорвешь… Вот сумасшедший, право…
(Зовет.)
Стелла!..А, слышишь: вниз по лестнице легкошуршит, спешит…
Эдмонд
Дверь, дверь закрой! Прошу я!Ах, не впускай. Дай продумать… Страшно…Повремени, не прерывай полета, —ведь это есть конец… паденье-…
Гонвил
Стелла!Иди же…
Занавес
6-17 марта 1923
Из Вильяма Шекспира
Сонет 17
Сонет мой за обман века бы осудили,когда б он показал твой образ неземной, —но в песне, знает Бог, ты скрыта, как в могиле,и жизнь твоих очей не выявлена мной.
Затем ли волшебство мной было бы воспетои чистое число всех прелестей твоих, —чтоб молвили века: "Не слушайте поэта;божественности сей нет в обликах мирских"?
Так высмеют мой труд, поблекнувший и сирый,так россказни смешны речистых стариков, —и правду о тебе сочтут за прихоть лиры,за древний образец напыщенных стихов…
Но если бы нашлось дитя твое на свете,жила бы ты вдвойне, — в потомке и в сонете.
Сонет 27
Спешу я, утомясь, к целительной постели,где плоти суждено от странствий отдохнуть, —но только все труды от тела отлетели,пускается мой ум в паломнический путь.
Потоки дум моих, отсюда, издалека,настойчиво к твоим стремятся чудесам, —и держат, и влекут измученное око,открытое во тьму, знакомую слепцам.
Зато моей души таинственное зреньеторопится помочь полночной слепоте:окрашивая ночь, твое отображеньедрожит, как самоцвет, в могильной темноте.
Так, ни тебе, ни мне покоя не давая,днем тело трудится, а ночью мысль живая.
* * *
Два отрывка из «Гамлета»
(Из сцены 7 действия 4)
Королева
Одна беда на пятки наступаетдругой — в поспешной смене: утонулатвоя сестра, Лаэрт.
Лаэрт
Сестра! О, где?
Королева
Есть ива у ручья; к той бледной иве,склонившейся над ясною водой,она пришла с гирляндами ромашек,крапивы, лютиков, лиловой змейки,зовущейся у вольных пастуховиначе и грубее, а у нашиххолодных дев — перстами мертвых. Тамона взбиралась, вешая на ветвисвои венки, завистливый сучоксломался, и она с цветами вместеупала в плачущий ручей. Одеждыраскинулись широко и сначалаее несли на влаге, как русалку.
Она обрывки старых песен пела,как бы не чуя гибели — в привычнойродной среде. Так длиться не могло.Тяжелый груз напившихся покрововнесчастную увлек от сладких звуковна илистое дно, где смерть.
(Из сцены 1 действия 5)
Лаэрт (прыгает в могилу, вырытую для Офелии)
…Теперь заройте с мертвою живого,сыпучий прах нагромоздите вышеседого Пелиона и главыОлимпа синего.
Гамлет (подходя)
Кто сей, чье горетак выспренне? Чья печальблуждающие звезды заклинаети слушателей делает из них,пронзенных изумленьем? Я — Гамлет,принц Датский.
(Прыгает в могилу.)
Лаэрт
К дьяволу пускай пойдеттвоя душа!
(Схватывается с ним.)
Гамлет
Дурна твоя молитва.Сними ты пальцы с горла моего,прошу тебя, хоть вовсе я не вспыльчив,но что-то есть опасное во мне, —ты будь благоразумнее. Прочь руку!