2.
Костер приподнял свои пестрые пики,А дым потянулся к отверстию в крыше.По глине забегали алые блики,И хижина стала просторней и выше.
В ней было высоко и пусто, как в храме,Потрескивал хворост, и стало так тихо,Что слышалось слабое эхо дыханий,И сердцебиений неразбериха.
Для хижины этой двоих было малоОна постоянно жила искушеньемВместить целый род Ей сейчас не хваталоСтарух и детей, суеты, копошенья…
И каждый из нас вдруг почувствовал кожейСтаринного быта незримые путы,И все это было уже не похожеНа то, как мы жили до этой минуты.
Недолго вечернее длилось затишье —Все небо, бескрайнюю дельту и хуторВысокая круглая мощная крышаВбирала воронкой, вещала, как рупор.
На глиняном ложе снимая одежды,Мы даже забыли на миг друг о друге,И чувства, еще не знакомые прежде,Читал я в растерянном взгляде подруги.
И ночью, когда мы привыкли к звучаньюЦикадных хоров и хоров соловьиных,Мы счастливы были такою печалью,Какую узнаешь лишь здесь, на руинах.
3.
«Родная, ведь скоро мы станем с тобою —Легчайшего праха мельчайшие крохи —Простою прослойкой культурного слояТакого-то века, такой-то эпохи».
«Любимый, не надо, все мысли об этомВсегда лишь болезненны и бесполезны.И так я сейчас, этим взбалмошным летом,Все время, как будто на краешке бездны.»
«Родная…»В распахнутом взоре незрячемУдвоенный отсвет небесной пучины,«Родная…»Ее поцелуи и плачиУже от отчаянья неотличимы.
Мы были уже возле самого края,И жить оставалось ничтожную малость.Стучали сердца, все вокруг заглушая,И время свистело, а ночь не кончалась.
Казалось, что небо над нами смеетсяИ смотрит в дыру, предвкушая возмездье.И в этом зрачке, в этом черном колодцеМерцали и медленно плыли созвездья.
И мы понимали, сплетаясь в объятьях,Сливаясь в признаньях нелепых и нежных,Всю временность глиняных этих кроватейИ всю безнадежность объятий железных.
5.
Нам счастье казалось уже невозможным,Но что-то случилось — тревога угасла,И мы с тобой были уже не похожиНа тех, кем мы были до этого часа.
Пока ты разгадку в созвездьях искалаСлепыми от чувств и раздумий глазами,Разгадка вослед за слезой ускользалаК губам и щекам, и жила осязаньем.
И я, просыпаясь и вновь засыпая,Границу терял меж собой и тобою,И слезы губами со щек собирая,Я думал: откуда вдруг столько покоя?
Что это? Всего только новая прихотьГлядящей в упор обезумевшей ночиИль это душа, отыскавшая выход,Разгадку сознанью поведать не хочет?
Но даже душою с тобой обменявшись,Мы все ж не сумели на это ответить —Два юных смятенья уснули, обнявшись,Спокойны, как боги, бессмертны, как дети.
1986