- Пушкин, страшно сказать, ненавидит просвещение и науку - липа! - Ибо:
- ВСЕ ТАК! - ибо:
- Какая такая интересная наука, кур на картофельные поля выпускать вместо буржуазной генетики? - Нэма.
Как можно любить просвещение, докатившееся - даже в самое последнее время - до того, что им объявляются записи на обратной стороне ученической тетради, что, мол, это тоже самое и не меньше, чем Розеттский Камень, на котором написаны все секреты человеческой премудрости, как в:
- Евангелии!
Про дисциплину в науке и литературе вместо них самих во имя укрощения стихии - уже сказано, что это белиберда или фантастика:
- Выбирайте сами. - Хотя, в принципе, сложность есть.
Непохоже, чтобы кто-то понял: Владимир и Бурмин в Метели Повестей Белкина - это один и тот же человек. Непонятно, как это может быть, потому априори рассматривают Не Ту реальность, которая есть на самом деле, а просто смотрят, так сказать, на Жизнь, и в ней, видят, таких метаморфоз не наблюдается. То, что весь мир театр - при этом рассуждении - забывается, как шутка юмора.
- Ну, потому, что его же ж не видно!
Дело в том, что утверждение: весь мир театр и люди в нем актеры, относится и к тому содержанию, к той пьесе, которая идет на сцене, - и именно в этом смысл утверждения:
- Весь мир!
Вот зачем Марья Гавриловна вышла на последнюю встречу с Бурминым, как сказано:
- С книгою в руках, настоящей героинею романа. - Именно за тем, чтобы всем, и главное Читателю было ясно:
- Это Пьеса! - Она пришла следить по Книге, что ей скажет Бурмин, совпадет ли его речь с правдой.
С какой, спрашивается, правдой? А в пьесе только одна правда:
- Ее Текст. - Ибо:
- Исполнители Роли могут быть разные, а:
- Ромео только один.
И вот он потрафился:
- Я!
- Дак, щас поглядим-посмотрим-м. - И смотрит не на него, как можно было предположить по элементарной логике жизни, а по Пушкину и Шекспиру:
- В книгу! Читай, мил херц, если знаешь свою роль.
И он читает письмо Владимира, ибо любовники, как сообщил Пушкин переписывались письмами из этого романа Жан-Жака Руссо Новая Элоиза.
Следовательно, он! - а:
- А это я! - и так сказать, здравствуй и больше никогда не прощаемся.
Вот смысл того, что написано в Евангелии, что в Эммаус идут ДВОЕ:
- Человек уже не просто профилирован, как египетская наклейка на стене, а идет в роли Гамлета. - В данном случае, в роли прапорщика Владимира выступает гусарский полковник Бурмин, - или наоборот.
Внутри все Повести Белкина разбиты на спектакли. Как и у Шекспира, иначе зачем ему заниматься тавтологией и объявлять в каждом спектакле:
- Весь мир театр, - мы это знаем, узнали уже, когда покупали сюда, в:
- Царство Божие, - билет.
И угадать зритель этот спектакль может только по:
- Своему впечатлению, - сам должен одну строку разбить на диалог Ромео и Джульетты, на Марью Гавриловну и Владимира с Бурминым напополам.
О чем и был Воображаемый Разговор с Александром 1 Пушкина, как краеугольный камень литературы художественной.
Сам подход к книге в литературе обыкновенной неверен, ибо хочет узнать всегда одно и тоже, как либерализировал себя Лев Толстой:
- Ну-ка, ну-ка, что там есмь?
Но вот именно, что есмь, что значит, книга рассказывает не о том, что в ней есть, а что есть в Читателе! Он же про себя думает по-советски:
- У нас никто не бывает. - В том смысле, что и я, грешный, вчерась после работы зашел в чапок, а о библиотике забыл и думать.
Читатель - главный герой любого художественного произведения. Как говорится:
- Вот в чем ответ на вопрос всех загадок Пушкина, Шекспира и Евангелия.
Он главный участник соревнований, про него написал и муж Ольги Берггольц Борис Корнилов, что ходит в лес за ёлками не один, а подумали:
- Организация-я. - Думали пишет на Кремле по утрам заклинания, как его, возможный сторож, а это было только его:
- Утро красит нежным светом стены древнего Кремля.
Сложность в том, что второй спектакль идет не так же - логически - как первый:
- Был Владимир, умер, а свято место пусто не бывает, появился похожий на него Бурмин, только уж в виде полковника.
Или в Дубровском, не одновременно Дубровский в роли князя Верейского стреляет в самого себя в конце книги, а его слуга, как Дубровский хватается за плечо раненый - тоже, можно сказать:
- Самим собой, - сначала все, как есть, и только потом, с милой, авось, и на сеновале уже, вспоминается, что жаль Дубровского, практически, как самого себя, и вообще:
- Абидно, паслушай, - за мрачность и бессмысленность жизни, - ясно:
- Герои Сами начинают показывать свои фокусы а ля Фигаро - то он здесь, а то и сам:
- Граф, - пожалуйста. - И:
- Если не разыгрывают, то может и авось потом разыграются. - Но вот так получается, что только в:
- Подсознании. - Что значит:
- Человек, Читатель, Зритель сам становится Театром, Сценой для оживших созданий Пушкина. - Как это и случилось с Адрияном Прохоровым в Гробовщике.
Поэтому ошибка говорить, что народ против Пушкина, ибо он уже самостоятельно живет и даже может устраивать сам спектакли в его пьесах:
- До сих пор, - и даже навсегда.
Настаивают, что Пушкин дикарь, негатив, тогда, как негатив и дикость есть противостояние ему, как и Иисусу Христу, вставшему с раскрытыми на кресте руками именно, как:
- Преобразователю Стихии, - но не так это показано в фильме про Бориса Пастернака Доктор Живаго 1965 года, когда люди стали деталями машин гидроэлектростанции, где если и живет мечта, то далеко не человеческая, а уж тем более, не народная, это даже не рабы - хуже:
- Это тени в загробном царстве.
Удивительным здесь является то, что Народ и Пушкин - едины, а вот остальные местные поэты, поэтессы и другие прозаики, почему-то нет.