Вошел Коля Сидоров в помещение, сердце тает, морда сияет, а сам паспорт протягивает. Вот, мол, какая бывает судьбы ирония, у меня тоже в Москве улица Молодежная, дом 3, квартира 8, будем знакомы, Коля…
— Проходите.
А женщина вроде не рада — кинофильма, что ли, не видела?
Коля прошел, огляделся:
— Все, как у нас в Москве… Мусоропровод есть?
— Есть.
— Ну надо!.. Шкаф — ну такой же, телевизор… А вот люстра другая. Немецкая?
— Чешская.
— Чешскую не достал, — вздохнул Коля и спросил сдержанно: — Одна живете?
— С мужем.
— К-как с мужем? — Вот этого Сидоров явно не ожидал. — Ипполит, что ли?
— Нет, Федя. Вы знаете, он у меня очень ревнивый и должен с минуты на минуту прийти…
И тут — зззз — точно, звонок в дверях раздался. А от этого звонка всю Колину романтику в один миг сдуло. Вдруг откуда невесть паника — ноги ватные, лицо бледное — сгоряча под диван-кровать сунулся. Не влез — щель узкая — и в шкаф!
— Стойте, куда вы? — Женщина нервничает. — Еще хуже будет!
А муж, видно, от задержки перед закрытой дверью накаляется, свой личный ключ отыскивает и врывается в жилище в зверском состоянии.
И как назло в этот же момент Коля навстречу ему из шкафа вываливается и поневоле оживленно приветствует хозяина:
— Здрасте.
Федя в шоке:
— З-здрасте.
А Коля уже снова свой паспорт протягивает:
— Ну надо!.. Не поверите, чистая судьбы ирония!.. Я сам из Москвы буду, с улицы Молодежной, дом 3, квартира 8. Будем знакомы.
Хозяин кино вроде вспомнил, но спросил с подозрением:
— В бане выпил, что ли?
— Да нет, при чем тут баня?
— А что ж приехал тогда?
— А что, к вам в Ленинград только мытому приехать можно?
— А ну, дыхни…
Коля с удовольствием дыхнул.
— Ты же трезвый, — оскорбился вдруг хозяин.
— А у меня с собой, — успокоил его Коля.
Федя внимательно изучил бутылку — «Московский розлив» — и, кажется, поверил бутылочной этикетке больше, чем паспорту.
И вот новые знакомые садятся к столу, засаживают по мензурке, настроение у них резко улучшается, последние барьеры недоверия и подозрительности растоплены, и все сразу становится, как везде, — что в Москве, что в Ленинграде.
— Эх, брат Коля, — начинает плакаться хозяин Федя, — очень я разочаровался с годами в своей жене Свете. И все-то ей не так, и получаю мало, и дружки у меня, и культурки не хватает, а ведь забывает при этом, что и сама-то не подарок…
— Ох, не подарок, — вторит ему Коля и критически оглядывает хмурую женщину за столом…
Уезжая из Ленинграда поездом, Коля подумал на вокзале: хорошо все-таки, что съездил, душевные люди живут в городе на Неве, правда, иронии не получилось, но посидели хорошо…
Утречком позвонил Коля в дверь своей квартиры. Раз позвонил, два… Обиделась Лидка-то. Целый день неизвестно где гудел. Придется своим ключом…
Открыл — и ахнул! В комнате у Лиды — мужик! В один миг вскипела кровь молодецкая… Но тут Л иду ха в своем кримпленовом платье наперерез выскочила.
— Познакомьтесь, — говорит мужику, — это мой муж Коля, а это товарищ из Киева… Ты не поверишь, Коля, у товарища в Киеве точно такой адрес, как и у нас, — Молодежная улица, дом 3, квартира 8… Представляешь, какая ирония судьбы!
— Да, ирония… — хмуро согласился Сидоров и спросил у киевлянина: — Разочаровался с годами?
Киевлянин радостно кивнул и тут же полез за горилкой «киевского розлива».
ДЕЗЕРТИРСКАЯ МОРДА
Летом Колю Сидорова послали от завкома на сенокос. В помощь подшефному колхозу.
Никто не спросил, конечно, держал ли Сидоров когда-нибудь в руках косу, грабли или вилы, а Сидоров, в том-то и дело, их не держал никогда.
А тут еще шлифовщик Штукин, который часто посещал Третьяковку и видел на картинах, как надо косить, схватил незнакомый сельскохозяйственный инструмент и принялся махать им, словно умеет, но очень быстро затупил его, а затем и сломал к чертовой матери, вызвав нездоровый издевательский смех колхозников и их детей особенно.
Коля не любил быть объектом насмешек, и пример Штукина его чрезвычайно огорчил. Всю ночь ой промучился в поисках ответа на вопрос: «Что делать?», а рано утром, взяв одно только вафельное полотенце, пошел на речку купаться и… пропал без вести.
Может, он и не собирался пропадать окончательно, но так вышло. Обстоятельства сыграли…
Делегация косарей-слесарей всполошилась: утонул ли, заблудился, или волки скушали?.. Искали три дня — ни полотенца, ни костей не нашли.
А однажды ночью в дверь квартиры Сидоровых кто-то позвонил. Лида глянула в глазок и обмерла.
— Коля! — рывком отворила дверь. — Раздели?
— Сам, — глухо бросил муж и прошел на свою жилплощадь.
Ужасная догадка посетила голову Лиды.
— Сбежал?
Коля молча кивнул.
А Лиде сразу стало его жалко.
— Замерз, поди… Я тебе щас ванную сготовлю.
— Лучше водки, — устало бросил заросший щетиной муж.
После ванной, водки, борща и других удовольствий Коля заснул сном праведника.
Однако утром в двери квартиры Сидоровых постучали. Постучали требовательно и ядовито.
— Кто там? — жеманно спросила Лида.
— Сидоров Николай здесь живет?
Коля сразу заметался по квартире. Под кровать, в шкаф, на балкон, в чемодан — найдут всюду. С разбега запрыгнул на антресоли и заставился ящиком с елочными игрушками.
Лида, зевая и потягиваясь, отворила дверь:
— Ой, а я непричесанная… Извините.
— Николай дома? — Вперед вылез шлифовщик Штукин.
— Николай? Так он же на сенокосе.
— Пропал он с сенокоса.
— Как пропал?
— Так пропал. Или утонул, или заблудился, или волки скушали.
— Или дезертировал»— зло добавил начальник цеха Кудрявцев. — Квартиру можно осмотреть?
— Осмотреть можно, — такой тон задел Лиду за живое, и она сразу почувствовала себя, словно на базаре, — а дезертиром своего мужа обзывать не позволю. Как на сверхурочные оставаться, так он вам не дезертир, как по два плана гнать, так он вам не дезертир, а тут нате сразу — сбежал, сдезертировал…
— Нет, ну почему, может, и не сбежал, — Кудрявцев не выдержал базарного напора и пошел на попятную, — может, и волки скушали…
В общем, пришлось делегации принести Лиде Сидоровой глубокие соболезнования в связи с утратой кормильца и мужа. Ну, понятно, после осмотра квартиры…
Три дня скрывался Коля Сидоров на антресолях, спускаясь только на завтрак, обед и ужин и по другим нуждам.
— Ишь, дезертиром попрекают, — ворчала тем временем внизу Лида, — а их, что ль, нету больше нигде?.. Только что не сбегают с работы окончательно, а отлынивают помаленьку. Перекуры там, нагрузки разные. Вроде при деле, а без дела. Ты вот тоже зря сбежал. Мог бы и там ничего не делать. Эй, слышишь там?
— Слышу, — вяло отзывался Коля с пролежнями на боках.
— Хотя сбежал — тоже ничего. Я за тебя уж и материальную помощь получила.
— Какую еще помощь? — Коля рванул свою голову вверх и тут же треснулся ею о потолок.
— По утрате кормильца… Ты ж у меня утрачен? Утрачен. А я эту материальную помощь в два счета израсходую. Я уж себе парик черный траурный приглядела.
— А че траурный?
— По тебе ж траур, Коля. Иль забыл?
— Не трави, Лидуха. Принесла бы лучше пивка… Эх, жизня! Ни телевизора глянуть, ни в домино… Зря в этом году на газету не подписался.
— Схватился.
— В другой раз умнее буду.
— Ты уж теперь никогда умней не будешь, Коля.
— Это почему же?
— Тебя ж волки скушали…
Однако во вторник, в день получки, мягкое сердце Лиды не выдержало.