Эльф из Двора Благого, светловолосый красавец в богатом вышитом плаще и дублете, казался нереальным в здешнем бело-сером мире.
— Загоните их подальше, — велела Каде. — Я не хочу, чтобы они вернулись сюда. Слишком дорого придется платить за это.
— С удовольствием, погоним до самых пределов земных. — Эльф поклонился ей и вдруг золотым соколом повис в небе над ее головой. Могучее движение крыльев унесло птицу в небо.
Каде следила за ним до самых облаков, она не могла позволить себе ошибок и вовсе не была уверена в себе. Последние несколько лет она провела в праздности, пользуясь только тем, что как бы само собой получалось у нее из быстрой инстинктивной магии фейри, основанной на блеске чар и иллюзии. Но эта магия не способна была выстоять против надсадного людского колдовства, пользующегося столь скверным средством, как литеры забытого языка, какие-то древние руны, превосходящие всякое понимание. Магия фейри не позволяет сделать то, чего не умеешь. Волшебство, напротив, дает возможность достигнуть всего, но путем, сулящим чрезвычайные опасности. Обняв себя за плечи, Каде поежилась. Она не уделяла волшебству тех долгих часов, которых оно требовало. Ее старания давали весьма скромные результаты рядом с элегантной и вдохновенной работой таких мастеров, как Гален Дубелл и доктор Сюрьете. И оба они мертвы, мелькнула черная мысль, но я-то жива. Однако в конце концов сомнения рассеялись; она слишком часто выбирала легкий путь — и в чародействе, и в жизни.
Каде знала, что после смерти отца ей следовало немедленно вернуться и уладить отношения с Роландом. Она могла бы и не задерживаться здесь надолго, зато результат мог быть совершенно иным. Если она теперь отправится к королю с рассказом о предательстве Дензиля, Роланд не поверит ей.
Стеклянный шарик, выторгованный Каде у Титании, покоился в глубоком кармане пальто, и его тепло она ощущала даже сквозь все слои ткани. Боже, только бы он действительно был замкнут в себе, думала она. Я могу надеяться, что шарик этот не питается моей силой и властью и не производит эфирных возмущений, способных нарушить структуру заговоров. Каде отнюдь не была уверена в том, что ее действия и в самом деле увенчаются успехом. Она оплатила Нокмой помощь Двора Благого, который прогонит воинство из города, но для этого ей сначала придется поднять нежить из дворца.
Услышав какой-то звук, доносящийся от края крыши, Каде увидела подглядывающего за ней крохотного эльфа с уродливой морщинистой физиономией и волосами василькового цвета. Тварь округлила узкие глаза, и Каде огрызнулась:
— Проваливай. — Эльф исчез, и она потянулась, чтобы снять напряжение с рук. А потом без особого удивления заметила, что дрожит вовсе не от холода. «Получится», — сказала она себе. «Не выйдет, — отозвался тоненький голосок у нее в голове. — И ты скоро умрешь».
Взяв щепотку гаскойского порошка, она натерла им глаза. Теперь, поглядев в сторону дворца, она могла видеть над его башнями корону, составленную из переливающихся красок; цвета соприкасались и сливались друг с другом. Высоко в воздухе над замком оставались щели между оберегами, они не могли собраться вместе. И чем выше они находились, тем медленнее перемещались. Ну, полетела, подумала Каде, поднимаясь в воздух.
Теперь у нее были крылья, и незнакомый инстинкт всего за секунду научил ее пользоваться ими. Цвета переменились: расплывчатые далекие очертания сделались четкими и ясными. Зрение ее обрело невероятную зоркость: тени стали резкими и словно вычерченными, глаза замечали трепет занавески в разбитом окне, легкое движение в кроне зазеленевшего дерева дворцового сада — то, что она никогда не сумела бы различить человеческим оком.
Каде поняла, что кружит над домом Верховного министра, и только потом сообразила, что летит. На мгновение мысль человека столкнулась с инстинктом сокола, она отчаянно забила крыльями и камнем рухнула вниз. Каде заставила себя сдаться, позволить незнакомым ощущениям завладеть собой, и крылья сами расположились под нужным углом: она вновь поймала ветер.
Каде подумала, что, кажется, понимает, в чем дело. Следовало сохранять контроль над собой настолько, чтобы не забыть ни себя, ни свою цель полета, а в остальном сокол сам должен был править собственным телом. Она описала медленную дугу в сторону дворца, разглядывая под собой землю во всех недоступных простому глазу подробностях и стараясь не думать о том, что делают ее крылья.