— А я не слишком-то нажимал, — улыбнулся Томас.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, капитан.
Подул ветер, прохладный, но без прежнего, заставлявшего задыхаться морозца. Какое-то время оба молчали, потом Томас предположил:
— Вообще-то тебя ждет успех на большой дороге. Будешь терроризировать всех.
— А вот это мысль. Вот это действительно мысль, — усмехнулся Берхэм.
Невзирая на то, что Старые дворы были заняты воинством сразу после бегства людей, порядок в казармах королевской гвардии оказался не слишком нарушен. Томас даже решил, что метки, оставленные Каде на дверях, оказались действеннее, чем предполагала она сама. Уже с порога он увидел, что в фехтовальном зале горят фонари, в казармах собрались гвардейцы и некоторые из уцелевших цистериан. Из ста двадцати человек, числившихся в гвардии, уцелело более семидесяти. Томас даже не мог рассчитывать на столь удачный исход. Решив избегать людных частей дворца, капитан устало побрел вверх по боковой лестнице.
Файстус обнаружился в прихожей — он разводил огонь в очаге. В спальне было сыро и холодно. Томас стянул с плеч кожаный кафтан и останки дублета, бросил заскорузлую от засохшей крови одежду на пол и сел на постели. И уже мгновение спустя откинулся на спину, устало обведя глазами полог над собой.
Томас полудремал, смутно осознавая знакомый шорох, с которым Берхэм и Файстус сновали по комнате, разводя огонь в очаге.
Впрочем, когда Берхэм стянул с него сапоги, капитан вполне разборчиво охнул. Слуга склонился над ним, а потом спросил:
— У вас есть для нас какое-нибудь дело?
Томас качнул головой. Он услышал, как за обоими слугами захлопнулась дверь, и мгновенно уснул.
Глаза он открыл, должно быть, через несколько часов; Каде, стоя на коленях, с улыбкой склонилась над ним:
— Не ждал?..
Потом Томас отвел прядь с ее лба и промолвил:
— Давненько мне не приводилось иметь дело с женщиной, да еще так смеющейся от счастья.
Все полученные синяки, порезы и отметины, оставленные когтями на теле, не могли помешать им нравиться друг другу. Ни с какой другой женщиной он не получил бы такого удовольствия в подобном состоянии: она делала это так вдохновенно, так чувственно, как никто до нее. А он-то все пытался решить, испытать ли вкус того, что сулят ему следующие двадцать лет, или не стоит! Хорошо, что она все решила за него.
— Не хвастай, — игриво сказала Каде. — Я знаю, что их у тебя было несколько сотен.
— Ну уж, насчет сотен ты преувеличиваешь.
В дверь поскреблись, и послышался хриплый голос Берхэма:
— Капитан, внизу вас ждут пара альбонцев, они говорят, что у короля большой прием и он приглашает вас.
«Ну, не мог потерпеть хоть один день!» — подумал Томас, прежде чем без особой охоты начал выбираться из постели. Он отыскал свою одежду и стал одеваться.
Каде села и через голову надела свою рубаху, потом пристально поглядела на него и спросила, когда он принялся натягивать сапоги:
— Пойдешь со мной?
Не надев сапог до конца, Томас распрямился. Слова «конечно же» просто просились с его языка.
— Не могу.
— Равенна погибла. Тебя здесь никто не держит.
— А заманчивое предложение от Фалаисы?
— Прислушайся к себе самому. Ты ведь знаешь, что она боится тебя.
Томас натянул второй сапог.
— О, это делает ситуацию идеальной.
Но он не стал спрашивать, с чего это она решила, что знает его желания: было слишком уж очевидно, что Каде теперь знает все.
Каде отошла к окну и, глядя на улицу, сказала:
— Я еще не совсем поняла, что буду делать, расставшись с Нокмой. У меня есть другие замки и челядь — ты видел Боливера. По большей части они все такие, но среди них есть и люди. Иногда мы ссоримся, но никогда не пытаемся убивать друг друга; среди них нет честолюбцев, наверное, поэтому мы и живем вместе. Я хочу сказать, что ты там будешь чувствовать себя иначе, если тебе действительно настолько надоело здесь, как я полагаю… Я надеюсь на это, поскольку теперь мне будет трудно жить без тебя.
— Я не собираюсь давать обещаний, которых не сумею сдержать. — В соседней комнате послышался глухой шум. Схватив со спинки кровати ножны со шпагой, Томас направился к двери. Чуточку приоткрыв ее, он увидел Берхэма и Файстуса, стоящих у двери, выходящей на лестницу. Томас шагнул к ним:
— В чем дело?
— Ничего особенного. — Берхэм оглянулся. — Один из альбонцев решил, что должен лично передать вам распоряжение короля. И несколько наших людей, сэр, посчитали, что он ошибается.