— Отлично, папа! Значит, про сосны надо сказать оживленней, да?
— Вот именно. Теперь на сцену выходит третий герой, плющ. Он уже некоторым образом самостоятелен. Он не только склоняется, а прямо-таки заслоняет пещеру. Прочти, как там про него?
Руся прочла:
Вход в нее заслонен, сквозь ветви, блестящим в извивах, Плющем, любовником скал и расселин.— А почему, — спросила она, — «сквозь ветви, блестящим в извивах»?
— Да ведь сосны-то на переднем плане, а плющ обвивается вокруг самой пещеры. Где есть промежуток меж ветками, там он и просвечивает.
— Вижу, папа, вижу! — воскликнула Руся, засияв от удовольствия. — Я про плющ еще оживленней скажу, чем про сосны, и немножко капризным голосом. Ты подумай, ведь пещера не может никуда ни сдвинуться, ни шевельнуться; сосны могут шевелиться, но только верхушками и чуть-чуть; а плющ уже сам может ползать усиками, — куда растет, туда и ползет.
— Да, дитя мое, наши стихи становятся все живее. Движения все прибавляется. Теперь внимание! Кто у нас четвертое действующее лицо?
— Ручей! Он… погоди, я по книге прочту:
Звонкой дугою С камня на камень сбегает, пробив глубокое русло, Резвый ручей… Тихо по роще густой, веселя ее, он виётся Сладким журчаньем.— Этот уж прямо выскакивает на нас. Тут надо так прочесть, точно он у тебя из рук вырвался и побежал.
— Так-то так, папа, — задумчиво ответила Руся, — да зачем сперва написано «звонкой дугой», а потом «тихо по роще густой». Одно другому противоречит. Разве можно зараз и звонко и тихо?
Петр Петрович посмотрел в книгу, но потом, захлопнув ее, сказал дочке:
— Хорошенького понемножку. У меня уже затылок болит, а тебя мама обедать зовет. Приходи завтра утром.
Руся вздохнула, покорно поцеловала папу в небритую щеку и отправилась обедать.
III
— Ну-с, — сказал на другой день Петр Петрович, опершись на подушку, — где мы остановились?
— У ручья, папа, — ответила дочка. Она была в великом нетерпении, дрыгала ножками и, когда в спальню глянула мама, замахала на нее руками: уходи, мол, у нас с папой секреты. Мама сделала вид, что обиделась, и ушла.
— Ты спрашивала, почему сперва «звонко», а потом «тихо»? — начал Петр Петрович. — А дело-то просто. Откуда к нам сбегает ручей? По Пушкину выходит, что сверху. «Звонкой дугой с камня на камень сбегает»… Если б это по ровному месту, так чего ему сбегать с камня на камень?
— Да, папочка, тогда он бежал бы не с камня на камень, а по камешкам.
— Совершенно верно. Значит, ты выпусти его на слушателя с высоты, — с высоты твоего голоса, разумеется. Начни высоко, а потом все понижай:
Звонкой дугою С камня на камень сбегает, пробив глубокое русло, Резвый ручей…Руся повторила стихи вслед за отцом, и вышло очень красиво. Потом она повторила еще раз, от себя, и взяла медленные, низкие ноты на словах «пробив глубокое русло».
— Это я знаешь почему? — объяснила она отцу. — Ручей так сильно с высоты бросился, что пробил себе сам глубокое русло. Это надо подчеркнуть!
— Подчеркивай, — согласился Петр Петрович. — Теперь заметь себе: звон был, когда он струйками сбегал сверху. Но вот он прибегает вниз, и звон прекращается:
Тихо по роще густой, веселя ее, он виётся Сладким журчаньем.— Ах, как хорошо, папа, — блаженно вздохнула Руся, — ты только обрати внимание на слова «веселя ее, он виётся». Это выходит, будто «ее — виё», и мне представляется в виде восьмерки или завертушки. Как будто ручеек течет по ровному месту зигзагами, правда?
Петр Петрович кивнул, улыбаясь.
— И нужно тут понизить голос, но сделать его полней… Так. Больше удовлетворенности! Ну, повтори теперь все стихотворение сначала.
Руся встала, сложила руки и наизусть прочитала:
В рощах карийских, любезных ловцам, таится пещера. Стройные сосны кругом склонились ветвями и тенью. Вход в нее заслонен, сквозь ветви, блестящим в извивах, Плющем, любовником скал и расселин. Звонкой дугою С камня на камень сбегает, пробив глубокое русло, Резвый ручей… Тихо по роще густой, веселя ее, он виётся Сладким журчаньем.— Хорошо, — похвалил Петр Петрович, когда она кончила.
Но у Руси было, видимо, еще что-то на душе. Она подошла к кровати, худенькой рукой обняла своего тощего папу и погладила его по спине.
— Ну? — спросил он, позволяя себя гладить.
— А… идея? — тихонько сказала девочка, посматривая на него умоляюще.
— Посади свинюшку за стол… — многозначительно раздалось ей в ответ, и она смолкла.