Широко, ясно небо божье, —Но ты, повитая красой,Тебе земля, твое подножье,Милей, чем свод над головой!Упрека нет: такая доляТебе, быть может, суждена;Твоя младенческая воляЧертой судеб обведена.Должна от света ты зависеть,Склоняться, падать перед ним,Чтоб, может быть, его возвыситьПаденьем горестным твоим;Должна и мучиться и мучить,Сливаться с бренностью вещей,Чтоб тяжесть мира улетучитьЭфирной легкостью твоей;Не постигая вдохновеньяСлезой сердечной заменять;Порою на груди безверцаБыть всем, быть верой для него,Порою там, где нету сердца,Его создать из ничего,Бездарному быть божьим даромУму надменному назло,Отринув ум с безумным жаромЛобзать безумное чело;Порой быть жертвою обмана,Мольбы и вопли отвергать,Венчать любовью истуканаИ камень к сердцу прижимать.
Ты любишь: нет тебе укора!В нас сердце – полное чудес,И нет земного приговораТебе – посланнице небес!Не яркой прелестью улыбкиТы искупать должна поройСвои сердечные ошибки,Но мук ужасных глубиной,Томленьем, грустью безнадежнойДуши, рожденной для забав,И небом вложенной так нежноВ телесный, радужный состав.Жемчужина в венце творений!Ты вся – любовь; все дни твои —Кругом извитые ступениВысокой лествицы любви!Дитя: ты пьёшь святое чувствоНа персях матери; оноТобой в глубокое искусствоНежнейших ласк облечено.Ты – дева юная; любовью,Быть может, новой ты полна;Ты шепчешь имя изголовью,Забыв другие имена,Таишь восторг и втайне плачешь,От света хладного в грудиОпасный пламень робко прячешьИ шепчешь сердцу: погоди!Супруга ты; священным клиромТы в этот сан возведена:Твоя любовь пред целом миромУже открыта, ты – жена!Перед лицом друзей и братийУже ты любишь без стыда!Тебя супруг кольцом объятийПерепоясал навсегда;Тебе дано его покоить,Судьбу и жизнь его делить,Его все радости удвоить,Его печали раздвоить.И вот – ты мать переселенцаИз мрачных стран небытия:Весь мир твой в образе младенцаТеперь на персях у тебя;Теперь, как в небе беспредельном,Покоясь в лоне колыбельном,Лежит вселенная твоя;Её ты воплям чутко внемлешь,Стремишься к ней – и посредиГлубокой тьме её подъемлешьК своей питательной груди,И в этот час, как всё в покое,В пучине слов и темноты,Не спят, не дремлят только двое:Звезда полночная да ты!И я, возникший для волнений,За жизнь собратий и своюТебе венец благословенныйОт всех рождённых подаю!
Стих
Из слова железного он образован,Серебряной рифмы насечкой скреплён,В груди, как в горниле, проплавлен, прокованИ в кладезе дум, как булат, закалён,И мерный, и звучный из сердца он вынутИ с громом в мир божий, как молния, кинут.
Трепещет и блещет, гремит и звенит,И тешит ребёнка гремушкой созвучий,И юноши душу надеждой кипучейИ жаром мятежных страстей пламенит,И, лавой струясь по сердечным изгибам,Грудь ставит горою и волосы дыбом.
То крепкою мыслью, как грудью, вперёдОн к гордому мужу навстречу идётИ смелою думой на думы ответит,То грустно звуча о протекшем: «увы!» —И к старцу влетев, на мгновенье осветитПредсмертные грёзы седой головы.
О тайнах ли сердца волшебно звучит он?Проникнут любовью и негой пропитан, —К воспетой красе он отважно летитПолётом незримого мощного духаИ крадется змеем к святилищу слуха,Где локон её, извиваясь, дрожит;Он тут, он ей в грудь залегает глубоко,И нежные перси тайком шевелит,А бедный поэт, отчуждённый, далёко,В толпе незаметный, печальный стоит.
И вот – на уста светлоокой царицыСтих пламенный принят с бездушной страницы;Он ею пропитан, и вновь, и опять,И сердце в ней ходит с утроенным стуком,И снова живым, гармоническим звукамДозволено эти уста целовать.
Потом эти звуки, с участьем, с любовью,Прелестная шепчет, склонясь к изголовью…Уснула… уста не сомкнулись… на нихПод тайной завесой, в роскошном затишьи,Перерванный сном на крутом полустишьи,Уснул в упоеньи восторженный стих;А труженник песен? – Он чужд усыпленья;Не в силах глубокой тоски превозмочь,Он демоном страсти терзаем всю ночь,Измученный, бледный, в слезах вдохновенья.