Мы ехали за город шумной толпой,
Мы веселы были и пели.
Звенел, разносился наш смех молодой,
Сливаяся с шумом метели.
Все, что попадалося нам на пути,
Остроты и смех возбуждало;
Старик, что с дороги замедлил сойти,
Когда его тройка нагнала,
Ухабы и снег, что обильно на нас
С беззвездного неба валился.
И тройка за тройкой со звоном неслась,
И шум голосом разносился.
Мы лесом поедем, и вторит нам лес,
Звучат колокольчики бойко.
А город из виду давно уж исчез...
Эй, ты, разудалая тройка!
Мы песню затянем, и песня звучит
Тоскою о бедном народе,
Что спину, под палки подставивши, спит
И грезить забыл о свободе.
То грянем другую: проснется народ,
Конец его сну-исполину;
Поймет он, кто кровь его жадно сосет,
И в руки возьмет он дубину.
Вот кончится лес, и мы полем летим;
Огни показались деревни.
Как скоро! И мы ямщику говорим:
Левее, левее, к харчевне!
Не в пустословии речей, —
В страданиях народа,
В безумных криках палачей
Рождается свобода.
Чтоб старый мир был обновлен
Взаимною любовью,
Он должен быть дотла сожжен
И залит алой кровью.
Когда он будет испеплён,
И кровью все покрыто,
Лишь из кровавых выйдет волн
Свобода — Афродита.
«Гляжу в лицо я пылающей тверди...»
Гляжу в лицо я пылающей тверди.
Тверд и ровен мой гулкий шаг.
Шелестит на высоко поднятой жерди
Победное знамя — красный флаг.
3а мною в волнах зычных напева
Мерный топот тысячи ног,
И полна наша песня священного гнева:
Нам ненавистен царский чертог.
Пусть не один предатель меж нами
С поднятым взором, горящим лицом.
Глухо дрожит земля под ногами,
Солнце пылает полдневным венцом.
В воздухе пыльном ходит волнами
Дерзкая песня — полуденный гром.
«Опять дышу полей целительной отравой...»
Опять дышу полей целительной отравой.
Весенний небосклон и ясен и глубок;
И осиян лучей воскресшей славой,
Как пышный храм, как храм золотоглавый,
Горит зарей забрызганный восток.
И воздух молодой, не нежащий и пряный,
Меня холодною водою обдает.
Иду в полях, весенним ветром пьяный,
И в теле крови ток багряный
По жилам бег стремительный несет.
Как любо мне впивать всю ширь, всю
мощь земную,
до дна.
Я забыл, о прошлом не тоскую.
Я вольный зверь. Я только смутно чую
И нежности твоей не знаю, о Весна!
«Скажи, зачем в безлунный час, царевна...»
Скажи, зачем в безлунный час, царевна,
Когда высок и светел небосклон,
Твой темный взор над свитками склонен,
гневно.
О, знаю, ты едва ли различишь,
Где горестный и где победный стих...
«Я ушел далёко. Спал и видел сны...»
Я ушел далёко. Спал и видел сны.
Видел, видел око светлое Весны.
Радостное чудо — грезы первых снов,
Светлый мир откуда вечно юн и нов.
Сплю, благой и тихий, грежу без конца,
Творчеством великий, нежностью Отца..
«На что мне блеск зари златистой...»
На что мне блеск зари златистой
И полдня пламенные сны?
Милей звезда на тверди чистой,
Дыханье полночи душистой,
Улыбка томная луны...
«Жизнью правят неизменно...»
Жизнью правят неизменно
В белый резкий день,
И скрываются смиренно,
Как стезей своей священной
Наплывает тень...
«Здравствуй, милый! Как здоровье...»
Здравствуй, милый! Как здоровье?
Как хозяйство? Так и сяк.
Только первое условье:
От дождя беречь костяк.
Домовина подгнивает,
Камень съехал. Как тут быть?
Уж немножко поддувает.
Тяжеленько стало жить.
Сплетни тоже надоели,
Смекни, брат, сам:
За последних две недели
Сорок баб прислали нам...
«Ваш поцелуй, мне данный неохотно...»
Ваш поцелуй, мне данный неохотно,
Надменный взор, сказавший гордо: пусть!
Вы все ж рассеяли души сухую грусть,
И вот опять я весел беззаботно.
Чтоб обмануть себя, достаточно ль...
Нет, нужно что-нибудь и проще и ясней.
Взор, поцелуй, и вот опять на много дней
Моя любовь и счастие без меры.
Пусть взор светился Ваш
брезгливостию грубой
Его мне дали Ваши губы.
«Уходит, сбиваясь, дорога...»
Уходит, сбиваясь, дорога,
Уходит на темный пустырь.
Обетов нарушил я много,
Покинул святой монастырь.
Иду я, угрюмый безбожник,
Куда только очи глядят...
«Мы за море пустились...»
Мы за море пустились.
Вы едете далеко.
Простите! Добрый путь!
Авось, домой вернетесь,
Домой когда-нибудь.
Но только вот условье:
Когда...
Как будете домой.
«Я в ночь ухожу без возврата...»
Я в ночь ухожу без возврата,
Один, истомленный и сирый.
Моя светозарная тень,
Ты краткий румянец заката,
Ты вздох отлетающей лиры,
Больной, угасающий день...
«Отзвенели крылья гусаров...»
Отзвенели крылья гусаров,
Не вздымают кони их пыль.
Только сосны в дыме пожаров
Вспоминают старинную быль.
Только помнят широкие степи
Про налеты гусаров лихих,
Только в сердце темном, как в склепе,
Еле теплится память о них.
...Ой вы, гуси, вы серые птицы,
Пролетите над степью, звеня,
От чужой, от немилой границы
Унесите, возьмите меня!
Не могу я томиться здесь больше,
Сердце жжет пробудившийся жар...
На поля обездоленной Польши,
пожар
На поля, где посеяны кости,
Где пируют незваные гости...
«Пускай мой прах в стране немилой...»
Пускай мой прах в стране немилой
Сокроет хладная земля, —
Над здешней вечною могилой
Нетленны Ваши тополя.