И вот, из тысячи наемных,
Тобой дарована мне ночь.
– – –
Тебя учило безразличье
Лихому мастерству любви.
Но вдруг, привычные к добыче,
Объятья дрогнули твои.
– – –
Безумен взгляд, тоской задетый,
Угрюм ревниво сжатый рот, –
Меня терзая, мстишь судьбе ты
За опоздалый мой приход.
“Люблю в романе все пышное и роковое…”
– – –
Люблю в романе все пышное и роковое:
Адский смех героинь, напоенный ядом клинок…
А наша повесть о том, что всегда нас – двое,
Что, друг к другу прильнув, я одна и ты одинок.
– – –
О, как таинствен герой романтически-тощий,
С томной бледностью щек, с разлетом суровым бровей!
И есть ли тайна скучнее нашей и проще:
Неслиянность души с душою, возлюбленной ей.
“Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою…”
Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою.
Сафо
– – –
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»-
Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
Ночью задумалась я над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, –
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
– – –
Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,
Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком…
В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:
Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком,-
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
– – –
Но под ударом любви ты – что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою…
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
– – –
.
Февраль 1915 (?)
“Снова знак к отплытию нам дан!…”
– – –
Снова знак к отплытию нам дан!
Дикой полночью из пристани мы выбыли.
Снова сердце – сумасшедший капитан –
Правит парус к неотвратной гибели.
– – –
Вихри шар луны пустили в пляс
И тяжелые валы окрест взлохматили…
– Помолись о нераскаянных о нас,
О поэт, о спутник всех искателей!
– – –
.
7 февраля 1915
“Где море? Где небо? Вверху ли, внизу?…”
– – –
Где море? Где небо? Вверху ли, внизу?
По небу ль, по морю ль тебя я везу,
Моя дорогая?
– – –
Отлив. Мы плывем, но не слышно весла,
Как будто от берега нас отнесла
Лазурь, отбегая.
– – –
Был час. – Или не был? – В часовенке гроб,
Спокойствием облагороженный лоб, –
Как странно далек он!
– – –
Засыпало память осенней листвой…
О радости ветер лепечет и твой
Развеянный локон.
– – –
.
Февраль 1915 (?)
“С пустынь доносятся…”
– – –
С пустынь доносятся
Колокола.
По полю, по сердцу
Тень проплыла.
– – –
Час перед вечером
В тихом краю.
С деревцем встреченным
Я говорю.
– – –
Птичьему посвисту
Внемлет душа.
Так бы я по свету
Тихо прошла.
– – –
.
16 марта 1915
“Что мне усмешка на этих жестоких устах!…”
– – –
Что мне усмешка на этих жестоких устах!
Все, чем живу я, во что безраздумно я верую,
Взвесил, оценщик, скажи, на каких ты весах?
Душу живую какою измерил ты мерою?
Здесь ли ты был, когда совершалось в тиши
Дело души?
БЕЛОЙ НОЧЬЮ
– – –
Не небо – купол безвоздушный
Над голой белизной домов,
Как будто кто-то равнодушный
С вещей и лиц совлек покров.
– – –
И тьма – как будто тень от света,
И свет – как будто отблеск тьмы.
Да был ли день? И ночь ли это?
Не сон ли чей-то смутный мы?
– – –
Гляжу на все прозревшим взором,
И как покой мой странно тих,
Гляжу на рот твой, на котором
Печать лобзаний не моих.
– – –
Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
Твой взгляд из-под усталых век, –
Ах, разве может быть виновен
Под этим небом человек!
– – –
.
(опубл. 05.1915)
“В земле бесплодной не взойти зерну…”
– – –
В земле бесплодной не взойти зерну,
Но кто не верил чуду в час жестокий? –
Что возвестят мне пушкинские строки?
Страницы милые я разверну.
– – –
Опять, опять «Ненастный день потух»,
Оборванный пронзительным «но если»!
Не вся ль душа моя, мой мир не весь ли
В словах теперь трепещет этих двух?
– – –
Чем жарче кровь, тем сердце холодней,
Не сердцем любишь ты – горячей кровью.
Я в вечности, обещанной любовью,