40. «Я отдал всё: всю радость вдохновенья…»
Я отдал всё: всю радость вдохновенья,
Всю силу знойную томлений молодых.
Я отдал всё… и преданный тобою,
Я растворился в песне и затих.
Я как волна к ногам твоим склонился
И как волна низвергнут в бездну вновь, —
Но в звуках трепетных, молитвою венчанных,
Струится и кипит моих желаний кровь.
41. «Высоко взмыла жизни грязь…»
Высоко взмыла жизни грязь
И флейты вешние безмолвны.
О, как бледна разлуки вязь!..
И все пути во мгле бескровны.
Житейской грязи поклонюсь
Страданьем памяти нетленной.
Тебе единой помолюсь,
Тебе единой и презренной.
42. «Мы все — идущие по комнатам…»
Мы все — идущие по комнатам,
Мы все — поющие стихи.
Лишь ты одна, лишь ты бездомна там,
И за окном шаги твои.
И видишь ты наш круг медлительный,
Скелетов праздный хоровод:
Наш дом живой, наш дом пленительный
Твоим очам — могильный грот.
43. «Еще над павшим тайна не витает…»
Еще над павшим тайна не витает,
Еще не умер он.
В моей руке чуть никнет меч
И кровь моя кипит над холодеющею кровью.
В алькове ты… Зовешь…
Что в голосе твоем?
Краснее крови,
Ярче смерти
Твое ложе.
44. «Я приходил для ветхого забора…»
Я приходил для ветхого забора,
Для каменно-надменных ступеней.
Сгущались тени древнего собора
И становились всё длинней.
И вновь во власти мрачных суеверий,
В преддверьи вечной тишины, —
Я слушал звуки скорбных повечерий,
Печальный зов погибших без вины.
45. «В комнате так тихо, тихо так, тик-так…»
В комнате так тихо, тихо так, тик-так…
Что за птица виснет? Чучело никак.
Страшен клюв орлиный, но безжизнен взгляд.
Спи же, царь крылатых! Шах царю и мат!
В комнате так тихо, тихо так, тик-так…
А за дверью крики, брызжет красный флаг.
То орлы свободы в славный бой летят.
Шах царю бескрылых! Шах царю и мат!
46. «Твои шаги на склоне дня…»
Твои шаги на склоне дня
Ложатся вешними садами…
Твои шаги, о тихая моя,
Твои шаги над белыми цветами.
Кладбище звуков оживил я вновь
Всей дрожью наболевшей раны.
Цветы в росе… цветов коснулась кровь…
Как эти капли тяжелы и пьяны!
Твои шаги вокруг меня
Ложатся вешними садами.
Чей это голос, радостно звеня,
Чей чуждый голос меж цветами?
47. «Вино цвело, сжигая слезы…»
Вино цвело, сжигая слезы,
И на пушистые ковры
Бросали мы любви занозы,
Любовь кидали на ковры.
Знобя одежды, мы плясали…
Казалось, — сердце не болит.
О, как мятежно мы ступали
По ранам млеющих обид!
То память жадная кивала
Сквозь брызги арф и звоны труб,
И в ласках женщин скорбь дрожала,
Как чаша сонная у губ.
48. «Я зверь безумный, зверь священный…»
Я зверь безумный, зверь священный,
Я жду тебя в тиши полночных чар.
Закон любви, царящий во вселенной,
Мне обещал блаженства дивный дар.
Меня душили грозы вожделенья,
Ночей бессонных жадная тоска.
Назрела страсть без воли, без терпенья,
Как чаша зол — бездонно глубока.
49. «Стемнело вдруг и дети замолчали…»
Стемнело вдруг и дети замолчали…
Посевы лютой, скорбной тишины
Дохнули в нас кладбищами печали.
И стало жаль детей. И их вины
Наследье темное должно коснуться, —
Вины, что в трепетаньи вольных сил,
И в них тоска не может не проснуться
В преддверьи траурном родных могил.