Выбрать главу
            уже                   отрастили до шей и голос имеют гнусавый. И, образ подняв,                            выходят когда на толстожурнальный амвон, я,    каюсь,               во храме                              рвусь на скандал, и крикнуть хочется:                                — Вон! — А вызовут в суд,—                               убежденно гудя, скажу:           — Товарищ судья! Как знамя,                  башку                            держу высоко, ни дух не дрожит,                             ни коленки, хоть я и слыхал                          про суровый                                              закон от самого                от Крыленки. Законы            не знают переодевания, а без         преувеличенности, хулиганство —                         это                              озорные деяния, связанные                  с неуважением к личности. Я знаю            любого закона лютей, что личность                      уважить надо, ведь масса —                       это                            много людей, но масса баранов —                                  стадо. Не зря           эту личность                                рожает класс, лелеет            до нужного часа, и двинет,                и в сердце вложит наказ: «Иди,          твори,                    отличайся!» Идет         и горит                     докрасна́,                                    добела́… Да что городить околичность! Я,    если бы личность у них была, влюбился б в ихнюю личность. Но где ж их лицо?                              Осмотрите в момент — без плюсов,                    без минусо́в. Дыра!          Принудительный ассортимент из глаз,             ушей                      и носов! Я зубы на этом деле сжевал, я знаю, кому они копия. В их песнях                    поповская служба жива, они —           зарифмованный опиум. Для вас              вопрос поэзии —                                          нов, но эти,            видите,                        молятся. Задача их —                     выделка дьяконов из лучших комсомольцев. Скрывает                ученейший их богослов в туман вдохновения радугу слов, как чаши               скрывают                              церковные. А я      раскрываю                       мое ремесло как радость,                    мастером кованную. И я,       вскипя                 с позора с того, ругнулся               и плюнул, уйдя. Но ругань моя —                            не озорство, а долг,            товарищ судья.— Я сел,           разбивши                           доводы глиняные. И вот         объявляется при́говор, так сказать,                   от самого Калинина, от самого                товарища Рыкова. Судьей,             расцветшим розой в саду, объявлено                  тоном парадным: — Маяковского                         по суду считать             безусловно оправданным!

БУМАЖНЫЕ УЖАСЫ

(ОЩУЩЕНИЯ ВЛАДИМИРА МАЯКОВСКОГО)
Если б            в пальцах                             держал                                         земли бразды я, я бы         землю остановил на минуту:                                                       — Внемли! Слышишь,                  перья скрипят                                      механические и простые, как будто                зубы скрипят у земли? — Человечья гордость,                                  смирись и улягся! Человеки эти —                           на кой они лях! Человек              постепенно                                становится кляксой на огромных                     важных                                  бумажных полях. По каморкам                      ютятся                                  людские тени. Человеку —                    сажень.                                 А бумажке?                                                    Лафа! Живет бумажка                           во дворцах учреждений, разлеглася на столах,                                     кейфует в шкафах. Вырастает хвост                            на сукно                                         в магазине, без галош нога,                          без перчаток лапа. А бумагам?                    Корзина лежит на корзине, и для тела «дел» —                                 миллионы папок. У вас          на езду                      червонцы есть ли? Вы были в Мадриде?                                   Не были там! А этим            бумажкам,                             чтоб плыли                                                и ездили, еще        возносят                      новый почтамт! Стали           ножки-клипсы                                  у бывших сильных, заменили                 инструкции                                    силу ума. Люди          медленно                         сходят                                    на должность посыльных, в услужении                     у хозяев — бумаг. Бумажищи                  в портфель                                    умещаются еле, белозубую                   обнажают кайму. Скоро          люди                   на жительство                                           влезут в портфели, а бумаги —                    наши квартиры займут. Вижу         в будущем —                               не вымыслы мои: рупоры бумаг                       орут об этом громко нам — будет           за столом                           бумага                                       пить чаи́, человечек                 под столом                                   валяться скомканным. Бунтом встать бы,                              развить огневые флаги, рвать зубами бумагу б,                                       ядрами б выть… Пролетарий,                     и дюйм                                 ненужной бумаги, как врага своего,                           вконец ненавидь.