Стихотворения, 1928

[1928]

(обратно)

Кино и вино*

Сказал    философ из Совкино: «Родные сестры —           кино и вино. Хотя  иным     приятней вино, но в случае     в том и в ином — я должен        иметь       доход от кино не меньше     торговца вином». Не знаю,       кто и что виной (история эта —          длинна), но фильмы     уже       догоняют вино и даже    вреднее вина. И скоро    будет всякого от них    тошнить одинаково.

[1928]

(обратно)

Детский театр из собственной квартирки — вышибают товарищи сатирики*

Было У «Театра     сатиры» не было квартиры. Сатириков этих — приютили дети. Приходили тёти, толще —       не найдете. Приходили дяди смеха ради. Дяди     разных лет покупали билет смотреть        на сцену за хорошую цену. Пирожное жрут, смотрят,       ржут. Есть В «Театре сатиры» дяди —    задиры. Дяди     те прогнали детей — вышибли        сатирики детей из квартирки. «Марш    с малышами в подвал с мышами. Будет     немало вам  и подвала». Будет Граждане —         тише. Помягше манеры. Нет детишек, есть —    пионеры. Чего нам бояться этого паяца?! Пусть      чуть свет гремит война: «Даешь,    Моссовет, театр     нам!»

[1928]

(обратно)

Парижская коммуна*

Храните       память          бережней. Слушай    истории топот. Учитывай     в днях теперешних прошедших        восстаний             опыт. Через два     коротких месяца, почуяв —     — Коммуна свалится! — волком,    который бесится, — бросились     на Коммуну             версальцы*. Пощады    восставшим рабочим —              нет. Падают    сраженными. Их тридцать тысяч —          пулей             к стене пришито       с детьми и женами. Напрасно     буржуева ставленника молить,    протянув ладони: тридцать тысяч          кандальников звенит    по каторгам Каледонии. Пускай    аппетит у пушек               велик — насытились        до отвала. А сорок тысяч       в плевках           повели томить    в тюремных подвалах. Погибла Коммуна.        Легла,           не сумев, одной       громадой          бушуя, полков дисциплиной          выкрепить гнев — разбить    дворян и буржуев. И вот      выползает           дворянство — лиса, пошло,    осмотревшись,          праздновать. И сам      Галифе*          припустился плясать на клочьях     знамени красного. На нас    эксплуататоры          смотрят дрожа, и многим бы         очень хотелось, чтоб мы,       кулак диктатуры разжав, расплылись —       в мягкотелость. Но мы    себя     провести не дадим. Верны    большевистскому знамени, мы  помним        версальских           выстрелов дым и кровью         залитые камни. Густятся        военные тучи, кружат    Чемберлены-во́роны, но зрячих     история учит — шаги     у нее     повторны. Будет      война        кануном — за войнами     явится близкая, вторая    Парижская коммуна — и лондонская,       и римская,           и берлинская.