Владимир Маяковский
СТИХОТВОРЕНИЯ
1928
БЕЗ РУЛЯ И БЕЗ ВЕТРИЛ
На эфирном океане,
там,
где тучи-борода,
громко плавает в тумане
радио-белиберда.
Утро.
На столике стоит труба.
И вдруг
как будто
трубу прорвало́,
в перепонку
в барабанную
забубнила, груба:
«Алло!
Алло!!
Алло!!!
Алло!!!!»
А затем —
тенорок
(держись, начинается!):
«Товарищи,
слушайте
очередной урок,
как сохранить
и полировать яйца».
Задумался,
заволновался,
бросил кровать,
в мозгах
темно,
как на дне штолен,
— К чему ж мне
яйца полировать?
К пасхе,
што ли?! —
Настраиваю
приемник
на новый лад.
Не захочет ли
новая волна порадовать?
А из трубы —
замогильный доклад,
какая-то
ведомственная
чушь аппаратова.
Докладец
полтора часа прослушав,
стал упадочником
и затосковал.
И вдруг…
встрепенулись
восторженные уши:
«Алло!
Последние новости!
Москва».
Но то́тчас
в уши
писк и фырк.
Звуки заскакали,
заиграли в прятки —
это
широковещательная Уфы
дует
в хвост
широковещательную Вятки.
Наконец
из терпения
вывели и меня.
Трубку
душу́,
за горло взявши,
а на меня
посыпались имена:
Зины,
Егора,
Миши,
Лели,
Яши!
День
промучившись
в этом роде,
ложусь,
а радио
бубнит под одеяло:
«Во саду аль в огороде
девица гуляла».
Не заснешь,
хоть так ложись,
хоть ина́че.
С громом
во всем теле
крою
дедушку радиопередачи
и бабушку
радиопочте́лей.
Дремлют штаты в склепах зданий.
Им не радость,
не печаль,
им
в грядущем нет желаний,
им…
— с е м ь с п о л о в и н о й м и л л и о н о в! —
не жаль!
ДАЕШЬ ХЛЕБ!
Труд рабочего,
хлеб крестьян —
на этих
двух осях
катится
время
на всех скоростях,
и вертится
жизнь вся.
И если
вдоволь
муку меля
советская
вертится мельница,
тебя —
свобода,
тебя —
земля,
никто
отобрать не посмелится.
Набег
дворянства
не раз повторен:
отбито
и сожжено —
лишь потому,
что в сумках
патрон
с краюхой лежал,
с аржаной.
Деревня
пошла
ходить в сапогах.
(Не лаптем же —
слякоть хлебать!).
Есть сапоги.
Но есть…
пока
рабочему
есть хлеба́.
Добреет крестьянство
и дом его,
и засухой
хлеб
не покаран.
Так в чем же заминка?
И отчего
хвосты
у наших пекарен?
Спокойствие.
Солнце
встает на заре,
а к ночи
садится на домики,
и глядя
на тишь,
ковыряют в ноздре
некоторые
губ-комики.
Зерно
не посыпется в рот само,
гляди,
чтоб леность
начисто смёл —
и голос надобен вкрадчивый.
Р а б о т у
у д в о й
н а с е л е,
к о м с о м о л!
Б у д и,
п о м о г а й,
р а с к а ч и в а й!
Чтоб каждый понял,
чтоб каждый налег,
чтоб за семь
ближайших суток
пошел
на ссыпные
сельхозналог,
скользнула
по снегу
семссуда.
Несись
по деревне
под все дымки́:
— Снимай,
крестьянин,
с амбаров замки!
Мы —
общей стройки участники.
Хлеб —
государству!
Н и п у д а м у к и
н е с с ы п е м
о т н ы н е
у ч а с т н и к а!