За это ей честь и слава!
Но мы не давали права
Заслуженной тете Луше
Лезть в души,
Плевать нам в души!
Тревога!
У нас в районе
Мещанство
Сидит на троне,
Сидит перед новым домом,
Не где-нибудь —
На виду.
И людям воротит души,
Людей отвращенье душит.
«Спасибочки, тетя Луша,
Я лучше пешком пойду!»
1962
«В семнадцать совсем уже были мы взрослые…»
В семнадцать
Совсем уже были мы взрослые —
Ведь нам подрастать на войне довелось…
А нынче сменили нас
Девочки рослые
Со взбитыми космами
Ярких волос.
Красивые, черти!
Мы были другими —
Военной, голодной поры малыши.
Но парни,
Которые с нами дружили,
Считали, как видно,
Что мы хороши.
Любимые
Нас целовали в траншее,
Любимые
Нам перед боем клялись.
Чумазые, тощие, мы хорошели
И верили:
Это — на целую жизнь.
Эх, только бы выжить!..
Вернулись немногие.
И можно ли ставить любимым
В вину,
Что нравятся
Девочки им длинноногие,
Которые только рождались в войну?
И правда,
Как могут
Не нравиться весны,
Цветение,
Первый полет каблучков
И даже сожженные краскою космы,
Когда их хозяйкам
Семнадцать годков?
А годы, как листья
Осенние кружатся.
И кажется часто,
Ровесницы, мне —
В борьбе за любовь
Пригодится нам мужество
Не меньше, чем на войне!
1962
«— Что носят в Париже?..»
— Что носят в Париже?
— Шедевры, бесспорно!
И там прорастают красотки,
Как зерна,
Поскольку в Париже,
Хоть будешь ты рожей,
С киношной звездой
Тебя сделают схожей.
Идут косяками
Шикарные фифы,
Прекрасны, как мифы,
Опасны, как рифы.
«Роллс-ройсы» их ждут,
Сотрясаясь от дрожи,
Модерные туфельки
Лезут из кожи,
И платья-шедевры —
Парижские платья! —
За франки
Свои раскрывают объятья.
— Что носят в Париже?
— Грошовые туфли.
Румянец горит,
А глазенки потухли,
(Отличный румянец —
Двух франков не жаль!)
Девчонка, зевая,
Идет на Пигаль.
Гуляет,
А ей бы, бедняге, поспать,
Гуляет,
А нету клиентов опять,
Хохочет,
А в мыслях — квартирная плата…
«Простите, мосье,
Вы спешите куда-то?»
Грошовые туфли
Бегут за прохожим,
А рядом модерные
Лезут из кожи.
1962
ПАТРИА О МУЭРТЭ!
Пальчики в маникюре
Гладят щеку нагана —
Такой я тебя видала,
Юность земли, Гавана!
Мимо трибун проходят
Шагом солдатским, спорым
Юные сеньориты,
Молоденькие сеньоры.
То молодость революции
Военным идет парадом.
…Не так ли и наши матери
С мужьями, с отцами рядом
В двадцатом году шагали
Гордым голодным городом?..
Барбудос идут, барбудос!
Ветер взвивает бороды.
Шутят, поют трибуны.
Сев на скамейки с нами,
Молоденькие министры,
Смеясь, болтают ногами:
Юные ветераны,
Цвет революции Кубы —
Сколько рубцов у каждого
Под гимнастеркой грубой!
Дождика редкие нити
В воздухе заблестели,
Хором: «Плащом накройся!» —
Люди кричат Фиделю.
Приходится покориться —
Его бережет Гавана.
Премьер (он похож на доброго,
Смущенного великана)
Смеется — сверкают зубы,
И люди вокруг смеются.
Вот ты какая! Здравствуй,
Молодость революции!
…Парад, и цветы, и песни —
Вчера только было это,
Сегодня военным ветром
Пахнули листы газеты.
Точка, тире, точка —
Пульс телеграфа ускорен.
Снова огнем охвачен
Остров в Карибском море.
Снова на фронт уходят
Шагом солдатским, спорым
Юные сеньориты,
Молоденькие сеньоры.
Барбудос идут, барбудос!
Ветер взвивает бороды.
…Брожу по Москве полночной
(Сегодня не спится городу)
И слушаю, слушаю, слушаю,
Стиснув до боли зубы, —
Гулко, тревожно бьется
Гордое сердце Кубы.
Это сердце Фиделя
Грозным гремит набатом.
Кастро, майор Кастро,
Хочу быть твоим солдатом!
Что-то сжимает горло,
Гневные слезы льются…
Патриа о муэртэ!
Да здравствует Революция!