Пустота и тишина.
Участь тела решена
До рождения не мною,
Я – лишь брение земное.
А душа – изныла вся,
Пылью в воздухе вися.
На дорогу лягу ниц –
Подопру домашних птиц.
Буду с птицами в грязи,
Трудно – с Богом мне в связи,
С Богом в небе мне не спится –
Знать, тяжёлая я птица.
Я лежу внизу, как крест.
Чу! над миром Благовест –
Поднимаюсь и пою –
Сидя в луже, как в раю!
Липы
Доцветают липы за окном,
И роскошна липовая чаша,
Сладко воробьями говорящий
Угол сердцелиственных хором.
А над липой ясень развернул
Семена салатным опахалом.
Я храню себя – большое в малом,
В песенке скворца – вулканный гул.
Пахнут липы тёмным душным балом,
Опустелым неметёным залом,
На полу которого разгул
Отшумевшим шорохом уснул.
Гроза
Опять бежит гроза с прутком
По гулкой лесенке забора,
И, вздыбленные каблуком,
Жемчужин опадают горы.
И торопливый капель стук
Я под железной кровлей слышу –
Как будто бы вбивают в крышу
Стеклянный гвоздь полсотни рук.
И, содрогаясь, дерева
Пытаются расправить плечи,
Залитые обильем речи
Воды, похожей на слова.
И молнии, сквозь воздух мчась,
Звенит секира голубая.
И червь в потоке, как карась
На суше, бьётся погибая.
Под серым небом
Под серым небом луж архипелаги
В воздух, пересыщенный водой,
И облака, как спущенные флаги,
Метут дворы косматой бородой.
Вот так наверно затекает в трюмы
Сам океан капелью солевой.
Дома сырые – высоки как думы,
Я им с земли – киваю головой.
Я прихожу с высотами в согласье
И не спеша творю свои шаги,
И впитывают серое бесстрастье –
Как губка – иссушённые мозги.
***
«Каждый молод…»
Д. Бурлюк
Динозавры отгуляли –
И костей не соберёшь.
Трупы – тёмным лесом стали,
Лес срубили – сеют рожь.
Рожь пожали – ставят город.
Город вырос и сгорел …
«В животе чертовский голод» –
Будто триста лет не ел!
И – великое застолье,
И – на длинные столы
Звёзды капают фасолью
И слетаются орлы.
Иона
Нет, не нужен мне плоский успех,
Я – не олух с портретом на палке.
Не хочу агитировать всех
За себя. Ибо скоро на свалке
Буду так же, как вы. Тридцать лет
Или триста, иль три миллиона –
Всё равно. Я – поэт, я скелет,
Я – зола, я ничто, я – Иона.
Вечер в деревне
Уже зацветает за домом картошка,
Кругом – лопухи и ромашник в цвету.
По грядке крадётся пугливая кошка.
Как тихо. Как грустно смотреть в высоту.
Как тихо, как грустно. Как много забыто.
Как в памяти много сырой темноты,
Откуда дожди моросят, как сквозь сито.
Но пуст и безоблачен свод высоты.
Стрижи проскользнут по небесному своду,
Певучий комар за затылок куснёт.
Вот небо идёт на крыльцо к огороду,
Вот время бесшумно по травам идёт.
Пестрота
Мир ранит сердце пестротой,
Бессмысленной, не содержащей
Ни малой истины простой
За пагубной абстрактной чащей.
Как будто галлюциноген
Глаза уводит за' нос жадный
В бессмысленно пестрящий плен,
В пустыню без воды отрадной.
Но по пути пустых подмен
Пройдя, достигшие порога,
Зрят, как нежданный феномен,
Лицо невидимого Бога.
Природа сидит на замке
Природа сидит на замке
С большим пистолетом в руке.
В лесу раздаётся стрельба –
А может быть, это судьба?
К виску приложу пистолет,
Мозги превратятся в омлет.
Нет, лучше пойду на шоссе
(Маршрут Краснодар-Туапсе)
И лягу всему поперёк.
Не зря же себя я берёг
До этого самого дня –
Пускай переедет меня
Какой-нибудь пьяный шофёр! –
Накрою шоссе как ковёр,
Своею начинкой мясной,
А будущей жаркой весной
Опять появлюсь из земли.
Так всходят из праха кремли,
И каждая башня к виску
Свою прижимает тоску.
Звезда из макушки растёт,
И колокол жалобно бьёт,
Как пульс у меня в кулаке…
Природа сидит на замке.
Памяти Заболоцкого
Все эти страсти и красоты
Душе не очень-то нужны.
Она устала от заботы,
Она устала от войны.
Она уже, быть может, скоро
Падёт кристалликом в простор,
В шипящий океан раствора,