Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)

Поживши на мясном денька примерно два,
И телом и душой Федот совсем воспрянул.
Вот в лес на третий день ушел он по дрова.
А следом поп во двор к Федотихе нагрянул:
"Сдыхали!.. Как же!.. Да!.. Пошла везде молва
Про ваше Диво.
Из-за него-де нерадиво
Блюсти ты стала с мужем пост.
Как?! Я… отец ваш… я… молюсь о вас, пекуся,
А вы — скоромиться?!" Тут, увидавши гуся,
Поп цап его за хвост!
Ан руки-то к хвосту и приросли у бати.
"Постой, отец! Постой!
Ведь гусь-то не простой!"
Помещик, глядь, бежит соседний, сам не свой:
"Вцепился в гуся ты некстати:
Хоть у деревни справься всей, —
Гусь этот — из моих гусей!"
"Сей гусь?!"
"Вот — сей!!"
"Врешь! По какому это праву?"
Дав сгоряча тут волю нраву,
Помещик наш отца Варнаву
За бороденку — хвать!
Ан рук уже не оторвать.
"Иван Перфильич! Вы — забавник!"
Где ни возьмися, сам исправник:
"Тут дело ясное вполне:
Принадлежит сей гусь казне!"
"Гусями вы еще не брали!.."
"В казну!"
"В казну! кому б вы врали
Другому, только бы не мне!?
Исправник взвыл:
"Нахал! Вы — грубы!
Я — дворянин, прошу понять!"
И кулаком нахала в зубы.
Ан кулака уж не отнять.
Кричал помещик, поп, исправник — все охрипли,
На крик охотников других несло, несло…
И все один к другому липли.
Гагакал дивный гусь, а жадных душ число
Росло, росло, росло…
Огромный хвост людей за Дивом
Тянулся по горам, пескам, лесам и нивам.
Весна испортилась, ударил вновь мороз,
А страшный хвост у дивной птицы
Все рос да рос.
И, бают, вот уж он почти что у столицы.
Событья, стало быть, какие у дверей!
Подумать, — обольешься потом.
Чем все б ни кончилось, но только бы скорей!
Федот!! Ну, где Федот?.. Все дело за Федотом!!