Спешит, восторженный, оставя сельский кров,В дубраве упредить пернатых пробужденьеИ, лиру соглася с свирелью пастухов,Поет светила возрожденье!
Так, петь есть мой удел… но долго ль?… Как узнать?…Ах! скоро, может быть, с Минваною унылойПридет сюда Альпин в час вечера мечтатьНад тихой юноши могилой!
Май – июль 1806
Песня[13]
(«Мой друг, хранитель-ангел мой…»)
Мой друг, хранитель-ангел мой,О ты, с которой нет сравненья,Люблю тебя, дышу тобой;Но где для страсти выраженья?Во всех природы красотахТвой образ милый я встречаю;Прелестных вижу – в их чертахОдну тебя воображаю.
Беру перо – им начертатьМогу лишь имя незабвенной;Одну тебя лишь прославлятьМогу на лире восхищенной:С тобой, один, вблизи, вдали.Тебя любить – одна мне радость;Ты мне все блага на земли;Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость.
В пустыне, в шуме городскомОдной тебе внимать мечтаю;Твой образ, забываясь сном,С последней мыслию сливаю;Приятный звук твоих речейСо мной во сне не расстается;Проснусь – и ты в душе моейСкорей, чем день очам коснется.
Ах! мне ль разлуку знать с тобой?Ты всюду спутник мой незримый;Молчишь – мне взор понятен твой,Для всех других неизъяснимый;Я в сердце твой приемлю глас;Я пью любовь в твоем дыханье…Восторги, кто постигнет вас,Тебя, души очарованье?
Тобой и для одной тебяЖиву и жизнью наслаждаюсь;Тобою чувствую себя;В тебе природе удивляюсь.И с чем мне жребий мой сравнить?Чего желать в толь сладкой доле?Любовь мне жизнь – ах! я любитьЕще стократ желал бы боле.
1 апреля 1808
Дней моих еще весноюОтчий дом покинул я;Всё забыто было мною —И семейство и друзья.
В ризе странника убогой,С детской в сердце простотой,Я пошел путем-дорогой —Вера был вожатый мой.
И в надежде, в увереньеПуть казался недалек,«Странник, – слышалось, – терпенье!Прямо, прямо на восток.
Ты увидишь храм чудесный;Ты в святилище войдешь;Там в нетленности небеснойВсё земное обретешь».
Утро вечером сменялось;Вечер утру уступал;Неизвестное скрывалось;Я искал – не обретал.
Там встречались мне пучины;Здесь высоких гор хребты;Я взбирался на стремнины;Чрез потоки стлал мосты.
Вдруг река передо мною —Вод склоненье на восток;Вижу зыблемый струеюПодле берега челнок.
Я в надежде, я в смятенье;Предаю себя волнам;Счастье вижу в отдаленье;Всё, что мило, – мнится – там!
Ах! в безвестном океанеОчутился мой челнок;Даль по-прежнему в тумане;Брег невидим и далек.
И вовеки надо мноюНе сольется, как поднесь,Небо светлое с землею…Там не будет вечно здесь.
1809
Песнь араба над могилою коня[15]
Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,Он спит – на зыбкий одр песков пустынных пал.
О путник, со мною страданья дели:Царь быстрого бега простерт на земли;И воздухом брани уже он не дышит;И грозного ржанья пустыня не слышит;В стремленье погибель его нагнала;Вонзенная в шею, дрожала стрела;И кровь благородна струею бежала;И влагу потока струя обагряла.
Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,Он спит – на зыбкий одр песков пустынных пал.
Убийцу сразила моя булава:На прах отделенна скатилась глава;Железо вкусило напиток кровавый,И труп истлевает в пустыне без славы…Но спит он, со мною летавший на брань;Трикраты воззвал я: сопутник мой, встань!Воззвал… безответен… угаснула сила…И бранные кости одела могила.
Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,Он спит – на зыбкий одр песков пустынных пал.
С того ненавистного, страшного дняИ солнце не светит с небес для меня;Забыл о победе, и в мышцах нет силы;Брожу одинокий, задумчив, унылый;Иемена доселе драгие краяУже не отчизна – могила моя;И мною дорога верблюда забвенна,И дерево амвры, и куща священна.
вернуться(«Мой друг, хранитель-ангел мой…»). В первопечатном тексте стихотворение имело подзаголовок «На голос: Je t’aime tant, je t’aime tant…» («Я так люблю тебя, так люблю тебя…»). Эта популярная в конце XVIII – начале XIX века песня принадлежала французскому поэту, драматургу и политическому деятелю Ф. Фабру д’Эглантину (1750–1794). Стихотворение Жуковского – переложение этой песни.
вернутьсяВольный перевод стихотворения «Der Pilgrim» («Странник») немецкого поэта Фридриха Шиллера (1759–1805).
вернутьсяПеревод с добавлением отсутствующей в подлиннике последней строфы популярного в то время в России романса «L’arabe au tombeau dе son coursier» («Араб на могиле своего скакуна»), принадлежащего французскому поэту-классицисту Шарлю Мильвуа (1782–1816). Примененный Жуковским размер впоследствии был использован Пушкиным («Подражания Корану», IX) и Лермонтовым («Три пальмы») с сокращением каждой строфы на два последних стиха.