Завтра поле, тучи, сонные вагоны,
Ждешь и не дождешься третьего звонка.
Пар ложится ватой под откос зеленый,
Ветер рвет в окошке уголок платка.
Грудь мою пронзили дождевые стрелы,
Серая повисла над полями сеть.
По размытым шпалам, над березой белой
Тучей мне растаять, песней облететь.
Может быть, ты вспомнишь, легкая подруга,
В час, когда не станет ни любви, ни сил:
— Был он словно ветер скошенного луга,
Словно роща солнце, он меня любил.
37. «Сердце бы отдал мелькнувшему мигу…»
Сердце бы отдал мелькнувшему мигу
Да не вернешь его… Значит, пора
Желтые листья закладывать в книгу,
Похолодевшие пить вечера.
Мы собрались за дымящимся чаем.
Строфы и листья на скатерть летят,
Розовый серп за кирпичным сараем
Встал, озаряя притихнувший сад.
Спелой антоновкой и листопадом,
Липовым медом, парным молоком
Дни эти пахнут над домом и садом,
Где мы вторую неделю живем.
Как же тебе не смеяться от счастья,
Если ты музой своею зовешь
Легкую девушку в ситцевом платье,
Смуглую, словно созревшая рожь!
38. МОЛОДОСТЬ
Победителям больше не надо
На закате своем вспоминать
Кудри яблонь отцовского сада
И озер золотистую гладь.
Им не надо уж петь о стихии,
Отшумевшей давно в стороне,
Где паслись облака грозовые
И черемуха кланялась мне.
Но тебе, мой наследник счастливый,
Позабывший тревожные дни,
Расскажу я про дождик и нивы,
Про сугробы и волчьи огни.
Расскажу о великом пожаре,
Разорвавшем столетий межу,
О винтовке, о верной гитаре,
О кумачной звезде расскажу.
Этот дождь, успокоен и редок,
Станет в памяти ливнем опять,
И потянет тебя напоследок
Вспомнить ту, кто и муза, и мать.
Опаленные счастьем и гневом,
Как деревья в шумящей груди,
Мы свой век раскачали напевом
И летели — сердец впереди.
Выпрямляй же и гордо и смело
Многошумную думу свою, —
Для тебя эта молодость пела
И костром догорала в бою!
39. «Глубока тропа медвежья…»
Ник. Клюеву
Глубока тропа медвежья,
Солью блещет снежный плат,
Ты пришел из-за Онежья
В мой гранитный Китеж-град.
Видишь, как живем мы тихо,
В снежной шубе город наш.
Ночью бурая волчиха
Охраняет Эрмитаж.
Белый шпиль в мохнатых звездах
Лосьи трогает рога.
Ледяной, чугунный воздух
Налит в наши берега.
40. В ТЕНЕТАХ ВРЕМЕН
Не нам в Тинтажеле услышать герольда,
Развалины башен и тучи в крови.
Мы смерть свою на море пили, Изольда,
А пенная память пьянее любви.
Усыпали звезды бессонное ложе,
На душные розы ты медлишь возлечь.
Изольда, Изольда, меж нами положен
Запрет Корнуэла — пылающий меч.
Зачем ты металась и песней горела?
Жестокая сердце пронзила стрела.
Я к сердцу прижал лебединое тело,
И звездная буря меня понесла.
Мы столько столетий скитаемся по льду
Сквозь снежную пыль и клубящийся сон,
Но кто бы узнал королеву Изольду
В камнях и парче византийских икон?
Ты смотришь сквозь темень в тяжелом соборе,
Как слезы твои, оплывает свеча,
А в сердце стучится косматое море,
И царский багрец упадает с плеча.
Мучительной песне я верен отныне,
Она заблудилась в тенетах времен.
Недолго тебе, неутешной княгине,
Кукушкою клясть половецкий полон.
Туда, где нет больше ни мук, ни разлуки,
Где память творит нескончаемый суд,
Ты тянешь свои обреченные руки,
Пока нас широкие сани несут.
Березы и елки сбегают навстречу,
Шарахнулся заяц, мелькнувший едва,
Врубаются сабли в гортанную сечу,
И ханский фирман разрывает Москва.