На миг задержались ресницы,
По тающим буквам скользя.
Живым я гляжу со страницы —
Вот только ответить нельзя.
Что слава! О глупые дети,
Как клен осыпается стих.
Всего мне дороже на свете
Шуршание листьев моих…
51. «Рука с рукой по тонкому лучу…»
О, если правда, что в ночи…
Рука с рукой по тонкому лучу
К надзвездным рощам, сердцем снова дети,
Пойдем и мы… Ты видишь, я хочу
Всё взять с собой, чем так пылал на свете.
Другой любви приснятся наши сны,
Но ей иной захочется печали,
А мы с тобой на мутный снег весны,
На память тела всё бы променяли…
Пусть нет ни молодости наяву,
Ни листьев, осыпающих ступени, —
Сюда, сюда, на дикую Неву,
Свободные и горестные тени!
52. «За дороги твои, за березы…»
За дороги твои, за березы,
За ворон и косые дожди,
За нежданные сердцу морозы
И за розовый день впереди,
За безжалостность солнца земного,
За бессонную ночь у огня,—
На, возьми мое сердце и слово —
Всё, что лучшего есть у меня!
53. СЕВАСТОПОЛЬ МОЕЙ ЮНОСТИ
Белый камень. Голубое море,
Всюду море, где ты ни пойдешь.
На стеклянной двери, на заборе,
На листве — слепительная дрожь.
Здесь знавал я каждый пыльный тополь,
Переулок, спуск или овраг, —
Давний брат мой, гулкий Севастополь,
Синий с белым, как старинный флаг.
Вход на рейд. Буек в волнах и вышка.
Вот уж близко. Пена за кормой.
Посмотри — ныряющий мальчишка
Расплылся медузой под водой.
Отставной матрос зовет, смеется,
Вертит желтой дыней: «Заходи!»
Запевают песню краснофлотцы
С бронзовым загаром на груди.
Там, где руки дерево простерло,
Где за стойкой синие глаза,
Вместе с сердцем обжигает горло
Ледяная мутная «буза».
А когда идешь приморским садом,
Кажется, что в воздухе сухом
Весь мой город пахнет виноградом
И одесским крепким табаком.
Если дождик барабанит в крышу
В беспокойной северной тоске,
Книгу выпустив из рук, я слышу,
Слышу эту соль на языке.
И тогда мне хочется уступки
Самым дерзким замыслам своим.
Что найду я лучше белой шлюпки
С мачтою и кливером тугим?
Здесь на стеклах в дождевом узоре
Я морскую карту узнаю.
Стоит мне закрыть глаза — и море
Сразу входит в комнату мою.
Хорошо, что в море нет покоя,
Хорошо, что в самый трудный год,
Где б я ни был, синее, живое,
Старый друг — оно за мной придет!
54. К ЛИРЕ
Жизнь была обманчивой и гибкой,
Гордой и строптивой — как и ты,
Но умел я прятать за улыбкой
Горькое волнение мечты.
Лира, Лира! Слишком по-земному
Я тобой, любовницей, горел,
Чтоб легко отдать тебя другому
Для отравленных перстов и стрел.
Разве я не знал, как в дни разлуки
Ты была умна и хороша?
Для тебя в пылающие руки
Перешла бродячая душа.
И, в воловьи жилы заплетая
Всех лесов разбуженную дрожь,
Ты со мной — судьба твоя такая, —
Как ночное дерево, поешь.
Никогда для ложного пристрастья
Я тебя не выпускал из рук.
И служил, как мог, Науке Счастья —
Самой трудной из земных наук.
55. «Только вспомню овраг и березы…»
Только вспомню овраг и березы,
Да в кустах заколоченный дом,
Ледяные, как олово, слезы
Оседают на слове моем.
Оттого, что без счастья и боли
Я смотреть на деревья не мог,
Мне хотелось бы ивою в поле
Вырастать у размытых дорог.