Я бы пел — и печально и строго —
Многошумной своей головой,
Я бы пел, чтоб дышать хоть немного
Вместе с вами тревогой земной.
Ведь в разлуке еще непокорней
Захотят, задыхаясь в пыли,
Обнимать узловатые корни
Невеселое сердце земли.
56. ПАВЛОВСК
Помнишь маленьких калиток скрипы,
Колдовской шиповник там и тут?
Мне уже не спится. Это липы
В переулках Павловска цветут.
Мне уже не спится. Это ели
Стерегут кого-то за прудом…
Хочешь, мы на будущей неделе
Переедем в прошлогодний дом?
Он зарос жасмином и сиренью,
Окунул в боярышник лицо,
Круглый клен разломанною тенью
По ступенькам всходит на крыльцо.
И никак не мог бы отыскать я
Той крутой тропинки под овраг,
Где мелькало голубое платье,
Мотыльком раскачивая мак.
Вот и парк! Как он тенист в июле,
Как он сетью солнца оплетен!
Круглый Портик Дружбы — не ему ли
На ладонь поставил Камерон?
Помнишь давних дней тревоги, встречи?
Посмотри — шумит тебе в ответ
Старый друг наш, дуб широкоплечий,
И до нас проживший столько лет!
Вечна жизнь, и вечны эти розы.
Мы уйдем, но тем же будет сад,
Где трепещут в воздухе стрекозы
И березы ласково шумят.
Оба землю любим мы родную,
И просить мне надо об одном:
Хоть былинкой вырасти хочу я
Здесь, под старым дубом над прудом!
Может быть, отсюда через двести,
Через триста лет увижу я,
Как под эти липы с песней вместе
Возвратилась молодость моя.
57. «Земное сердце не устанет…»
Земное сердце не устанет
Простому счастью биться в лад.
Когда и нас с тобой не станет,
Его другие повторят.
Но ты, мое очарованье,
Моя морозная заря,
Припомнишь позднее свиданье
В зеленых звездах января.
Закрой меня своею шалью,
Закутай сердце в бахрому.
С какой взмывающей печалью
Тебя, голубка, обниму!
Долей вино тревогой старой.
В последний раз в любви земной
Я стану верною гитарой,
А ты натянутой струной.
Мороз крепчает. Гаснет пламя.
Проходят годы. Мы одни.
Остановись хоть ты над нами,
Мохнатый месяц, в эти дни!
58. «Было это небо как морская карта…»
Было это небо как морская карта:
Желтый шелк сегодня, пепельный вчера.
Знаешь, в Петербурге, на исходе марта,
Только и бывали эти вечера.
Высоко стояла розовая льдинка,
Словно ломтик дыни в янтаре вина.
Это нам с тобою поклонился Глинка,
Пушкин улыбнулся из того окна.
Солнечную память узелком завяжем,
Никому не скажем, встанем и пойдем:
Над изгибом Мойки, там, за Эрмитажем,
Памятный для сердца молчаливый дом.
Нам ли не расскажут сквозь глухие пени
Волны, что тревожно о гранит шуршат,
Знал ли Баратынский стертые ступени,
И любил ли Дельвиг вот такой закат!
Где ты? Помнишь вербы солнечной недели,
Дымный Исаакий, темный плащ Петра?
О, какое небо! Здесь, в ином апреле,
Нам с тобой приснятся эти вечера!
59. «Где-то в солнечном Провансе…»
Где-то в солнечном Провансе
Тяжелеет виноград.
Мы поедем в дилижансе,
Друг, куда глаза глядят.
Заслонили дом зеленый
Косы желтые берез,
Пламенеющие клены
Тронул утренний мороз.
Мимо яблонь, вдоль откоса,
Сквозь шафранный листопад
Под шуршащие колеса
К нам бежит прозрачный сад.
Так всю жизнь! А ночью роздых,
Да в блаженных рощах сна
В пруд просыпанные звезды
И янтарная луна.
Дай, как буду умирать я,
Всё отринуть, всё забыть,
С плеч скатившееся платье
Дай душе переступить.