Чуть только сердце ты задела,
Как, став струною под смычком,
Беспечной скрипкою запело
Мое послушливое тело
О милом, вечном и земном.
С широкошумным вздохом муки
Я отдаю себя — гляди! —
В твои безжалостные руки,
Как будто тополь, в ночь разлуки
Грозу качающий в груди.
70. ГЕТЕ В ИТАЛИИ
Чуть светлеет вздувшаяся штора,
Гаснут звезды в розовой ночи.
Круглый стол, сверканье разговора,
Звон тарелок, таянье свечи.
Нет, не заслужил я этой чести!
После скачки, в вихре дождевом,
Друг харит, с прелестницами вместе
Я сижу за праздничным столом.
Конь храпел… С плаща бежали струи.
Черный лес катил широкий гул…
Что ж, друзья! Вино и поцелуи
Нас мешать учил еще Катулл!
Кто бы, пряча сердце от пристрастья
Купидоном заостренных стрел,
С Музою, смеющейся от счастья,
Чокнуться глинтвейном не хотел?
Пью за синий бархат винограда,
Пью за то, чтоб возле тонких плеч
С ветром из серебряного сада
Сердце, словно бабочку, обжечь.
Пью за то, что здесь не слышно бури,
Что мое забвенное перо —
Только штрих, приснившийся гравюре
Этого волшебника Моро!
71. ДИАЛОГ
(Полька)
«Хоть и предан я рассудку,
Ум любви не прекословит,
Не примите это в шутку,
Я люблю вас, крошка Доррит!
У меня в подвалах Сити
Три конторы. Ваше слово?»
— «Мистер Дженкинс, не просите,
Не могу. Люблю другого».
«Что другой! Отказ — а там уж
И закрыта к сердцу дверка.
Много ль чести выйти замуж
За какого-нибудь клерка?
Вот так муж. Над ним смеяться
Будут все из-за конторок».
— «Мистер Дженкинс, мне семнадцать,
Вам же скоро стукнет сорок.
Кто откажет вам в таланте
Счет вести, проценты ваши…
Но, пожалуйста, отстаньте.
Мне пора идти к мамаше…»
72. ВЕНЕЦИЯ
Не счесть в ночи колец ее,
Ласкаемых волной.
Причаль сюда, Венеция,
Под маской кружевной!
В монастырях церковники
С распятием в руках,
На лестницах любовники,
Зеваки на мостах
Поют тебе, красавица,
Канцоны при луне,
Пока лагуна плавится
В серебряном огне.
Не для тебя ль, Венеция,
Затеял карнавал
Читающий Лукреция
Столетний кардинал?
Он не поладил с папою,
Невыбрит и сердит,
Но лев когтистой лапою
Республику хранит.
Пускай над баптистерием
Повис аэроплан,
Пускай назло остериям
Сверкает ресторан,
Пускай пестрят окурками
Проходы темных лож,—
Здесь договоры с турками
Подписывает дож.
За рощею лимонною
У мраморной волны
Отелло с Дездемоною
Рассказывают сны.
И разве бросишь камень ты,
Посмеешь не уйти
В истлевшие пергаменты
«Совета десяти»?
Душа, — какой бы край она
Ни пела в этот час,
Я слышу стансы Байрона
Или Мюссе рассказ.
А где-то — инквизиция
Скрепляет протокол,
В театре репетиция,
Гольдони хмур и зол,
Цветет улыбка девичья
Под лентами баут,
И Павла-цесаревича
«Граф Северный» зовут.
Здесь бьют десяткой заново
Серебряный улов,
Княжною Таракановой
Пленяется Орлов.
Гори, былое зодчество,—
Весь мир на острие.
Уходят в одиночество
Все томики Ренье!
Не повернуть мне руль никак
От шелка ветхих карт.
«Севильского цирульника»
Здесь слушал бы Моца́рт.
Скользит гондола длинная
По бархатной гряде,
А корка апельсинная
Качается в воде…